Александр Калмыков - Спасатель

Протоиерей же тем временем внимательно смотрел на лицо жалобщика, как на открытую книгу, читая все его мысли, и вдруг слегка усмехнулся. Улыбка, мелькнувшая лишь на мгновение, как отблеск солнца на кинжале, тут же исчезла, но Титу, успевшему заметить довольство священника, стало не по себе.

– Идем, Тит, – уже обычным будничным голосом произнес Григорий, и сутяжник послушно отправился составлять обвинительное заключение.

Церковный суд – это серьезная угроза, но текущие заботы он не отменял. Мне еще нужно разместить царевну в её покоях, глянуть, хорошо ли перевязали раненых, поглазеть на груду добычи, перекусить, спросить, куда повели пленных, проверить дозоры на стенах, распорядиться, чтобы трофейный табун, доставшийся на нашу долю, отогнали за реку. Не успел я переделать и половину из перечисленного, как посыльный пригласил меня срочно подойти к княжьим исповедникам. Отец Григорий ждал меня вместе с отцом Симеоном в своих покоях. Вид у них был умиротворенный и счастливый, как будто ничего не произошло. Грек вообще прямо-таки светился от радости и даже в волнении заговорил на своем родном языке:

– Гавша, я все устроил. Все стороны останутся довольны, обвинения будут сняты, а послезавтра состоится церемония крещения. Можно и завтра, но нам нужно павших отпевать, так что немного повременим.

Что-то подозрительно все просто получилось. Не могли же они так быстро перевоспитать такого беспринципного человека.

– Хм, отче, – начал я тоже по-гречески, – это каким же образом вы решили проблему?

– Устроим божий суд, – расплылся в довольной улыбке византиец. – Как только ты победишь Цвеня, то все убедятся в бездоказательности обвинений, и никаких претензий никто больше не выдвинет.

От такой новости я нервно сглотнул. Как же, все устроилось. Соперник же раза в два тяжелее меня! Правда, даже перед лицом опасности во мне заговорил исследователь, донельзя обрадованный, ведь видеть судебные поединки еще никому из ученых не приходилось. Просто замечательно, что мне, как и былинному Шурику, удастся не только посмотреть древний красивый обычай, но и поучаствовать в нем. Однако, если полученные знания умрут вместе со мной, то для науки сей эксперимент окажется бесполезным.

– Скажи, отче, а уже определили, каким оружием будем драться?

– Я выбрал булаву, – подал голос городецкий священник отец Симеон и смиренно пояснил, что не желает пролития крови от руки товарища.

Ох, плохо мое дело. Лучше бы выбрали клинковое или древковое оружие, для владения которым важны быстрота и умение. Тогда бы у меня появились неплохие шансы, а для фехтования булавой нужна сила. Но, увы, щуплые спасатели выдающейся силой не отличаются, спасибо экономистам нашей службы, отбраковывающим самых тяжелых кандидатов.

Самое обидное, что и возразить-то против таких гуманных соображений нечего. Как же, «без пролития крови». Они бы еще сжечь меня предложили, как инквизиторы.

– Простите, святые отцы, но что, если противник меня одолеет? – высказал я свои сомнения.

– Ерунда, – отмахнулся протоиерей. – На священном поединке неправый победить не может. Нет, конечно, какого-нибудь Егорку я бы против такого бойца не выставил и попросил замену. Но ты-то ярый в бою. Только представь, как сейчас трепещет душа Тита, знающего, что ему предстоит схватиться с витязем, голыми руками раскидывающим врагов и первым ворвавшимся в агарянский стан!

Грек расписывал меня, словно античного героя или сказочного богатыря, но, честно говоря, трепетал сейчас я сам. Однако мои терзания священника не трогали:

– Поединок надлежит устроить до темна, – закончил разговор протоиерей. – Но немного времени для отдыха у тебя есть. А я пока исповедую боярина.

– А мне разве не надо исповедоваться? – напомнил я о своей персоне, заподозрив, что меня действительно уже считают отлученным от церкви.

– А какие у тебя грехи? – изумился протоиерей. – Ты даже пост соблюдаешь построже иных монахов. Чужого не берешь, а наоборот, свою казну без раздумий тратишь на общее дело. Не заблуждаешься [52] В смысле: не блудишь. и даже не сквернословишь.

– Ну… вроде как положено.

– Да тебе же ничего не угрожает, – удивился Симеон, – так что отдыхай.

Зайдя в свою горницу, я бухнулся на лавку и достал ту самую летопись, из-за которой и попал в переплет. Досадно, что не удалось даже дочитать книгу до конца, постоянно мешали войны, походы и осады. Кстати, а что, если во время судебного заседания меня смертельно ранят? На всякий случай стоит надеть перстень с передатчиком, как свой последний шанс, но этот толстый талмуд ни в карман, ни за пазуху не спрячешь. Жаль, придется столь ценный летописный свод оставить здесь, в прошлом. А раз так, нужно за оставшиеся минуты прочитать и запомнить как можно больше информации.

Однако, как я ни старался, но строчки расплывались и текст упорно не хотел откладываться в памяти. Оно не мудрено, ведь мне даже не дали времени успокоиться и морально подготовиться к суду. Но торопятся иерархи не зря. Раз жалобщик, не подумав, согласился дать мне поле, то надо спешить закончить процесс. Ведь если сейчас против меня покажут еще несколько свидетелей, то поединков уже не будет и дело затянется. Конечно, я его, в конце концов, выиграю, но зачем мне эта тяжба нужна? Мне и так еще надо придумать, как договориться по-хорошему с двумя князьями, так что статус крестного отца невесты будет нелишним.

Но думать буду потом, а сейчас уже пора идти. Судебные прения скоро начнутся, и мое присутствие там строго обязательно. Выставить наймита в данном случае немыслимо, а об адвокатах тут и подавно не слышали.

Место для судебного разбирательства отвели в западной части торговой площади, закрытой сейчас от солнца высокой городской стеной. В тенечке и бойцам сподручнее сражаться, и судьям удобнее наблюдать. Козельские и городецкие бояре уже собрались и успели наготовить для меня целый набор палиц, булав и шестоперов. Ох, не люблю это оружие. Оно какое-то… неизящное. Вот будь я фунтов на пятьдесят потяжелее, тогда другое дело, а так оно не по мне. Но что поделаешь, хитрый Цвень узнал от соглядатаев, следивших за тренировками, что я пренебрегаю дробящим оружием, вот и выбрал палицу.

Фрол Капеца уже провел предварительное тестирование оружия, принесенного доброхотами, и отобрал самые лучшие образцы. Из них я остановился на легкой, но длинной, не меньше аршина, булаве, чтобы её габаритами компенсировать долгорукость Цвеня. Выбранное мной оружие сделано было на совесть. У него имелась толстая прочная рукоять, грушевидное навершие с маленькими гранеными шипами и прочный темляк. Так, хорошо, булаву себе подобрал, осталось только уточнить, какие доспехи можно использовать для процессуальных действий. Вообще-то воинам положено биться в доспехах, но воевода Иван Андреевич, пошептавшись с секундантами Тита, передал мне неожиданное предложение – сражаться вообще без броней. Понять логику Тита было нетрудно: любимая черниговскими боярам двойная кольчуга плохо защищала от дробящих ударов палицы, а подобрать пластинчатую броню для такого гиганта было бы непросто. Ну и хорошо, я тоже только за. Мне нужны скорость и выносливость, так что лучше сражаться налегке. Все равно богатырь одним махом сможет смять любой шлем или наплечник.