Алексей Живой - Легион: Рим должен пасть. Карфаген атакует. Ганнибал Великий

– Эх, нам бы проводника, – раздумывал вслух Чайка, когда они обошли очередной лагерь и, пройдя еще полдня вдоль реки с то и дело попадавшимися на ней лодками кельтов, снова свернули в лес, оставив позади несколько кельтских деревень.

– А может, возьмем кого из местных, – Летис кивнул в сторону деревень.

– Может, и возьмем, – задумчиво проговорил Федор, разглядывая в наступавших сумерках поляну у ручья, где они собирались становиться на второй ночлег, – но не сегодня. Пока еще с направлением мне все понятно. Сами разберемся.

На следующее утро он решил, что пора менять курс. Русло реки все сужалось, местность становилась все выше, а им, судя по карте, нужно было резко поворачивать на юго-запад. В сторону моря. Приметив один из притоков, Федор некоторое время вел свой отряд вдоль него, а затем обогнул встречную деревеньку и снова углубился в лес. Все бойцы относились к этому походу, как к очередному приключению. Все считались добровольцами, силком Федор никого в разведчики не тянул. Поэтому в его подразделении подобрались сплошь лихие парни, воевавшие не только ради денег, как все наемники, но и за интерес. Для них не существовало большего удовольствия, чем сотворить римлянам какую-нибудь серьезную каверзу. А то, что им предстоит нечто подобное, они и сами догадывались, хотя командир и не посвящал их пока в детали.

– Запоминайте дорогу, – говорил им Федор на привале, – мы идем далеко. Всякое может случиться, так что, возможно, кому-то из вас придется добираться до лагеря самостоятельно.

Бойцы молча переглянулись, а потом принялись вертеть головами, осматривая окрестные холмы. Один из них встал и сделал на приметном дереве зарубку.

– Молодец, – похвалил его Федор, – настоящий охотник.

На третий день местность сильно изменилась. Путь пошел вниз, лес стал редеть и все больше спускаться в долины. Появились проплешины и даже небольшие луга на склонах, а вершины прорезавшихся невысоких хребтов попадались кое-где абсолютно лысые. К счастью, обжитых мест было по-прежнему немного. Заблаговременно примечая селения, карфагеняне обходили их, но теперь им часто приходилось двигаться в сумерках, чтобы их не заметили. Долго так продолжаться не могло. И на шестой день, к полудню, они вышли на широкую проселочную дорогу, поросшую с обеих сторон лишь редкими кустами. По всему чувствовалось, что впереди обжитая долина – на холме виднелось несколько крестьянских домов – обходить которую стороной представлялось довольно трудным и долгим.

– Все остаются здесь, в ложбинке, – приказал Федор, – а я с Летисом и еще двумя бойцами схожу в деревню, осмотрюсь. Урбал, остаешься за старшего.

Сбросив щиты, четверо карфагенян, пригнувшись, устремились по оврагу вверх, а затем вдоль кустов подкрались поближе к деревне. На окраине паслось стадо овец, разомлевший под солнцем пастух дремал на пригорке. К счастью, собак при отаре разведчики не заметили и смогли пробраться незамеченными к изгороди большого дома, стоявшего на единственной улице селения, у самой дороги. Кроме него, в деревне стояло еще пять ветхих домов, разбросанных далеко друг от друга и окруженных распаханными огородами, по краям которых виднелись изгороди из прутьев, во многих местах развалившиеся на части. Вдоль дороги и по всей деревне, вперемежку с деревьями, росло много высоких кустов, что помогло лазутчикам оставаться до поры до времени незамеченными.

– Небогато живут, – сделал вывод Федор, спрятавшись за деревом и рассматривая пустынную и пыльную улицу, – да и с населением здесь туговато. Человек десять, от силы, наберется.

На случай, если придется переодеваться и „работать“ под римлянина, предусмотрительный Федор прихватил с собой часть римских денег, из тех, что Ганнибал пожертвовал ему после победы при Треббии. К счастью, среди них нашлись не только золотые монеты, но и медные ассы [129], которыми легионерам выплачивали зарплату – вряд ли с крестьянами стоило расплачиваться золотом. Глядя на царившую вокруг бедность, Федор прикинул, что на одну золотую монету мог бы скупить все дома в этой деревне.

Тем большим оказалось его удивление, когда он заметил породистую лошадь с раззолоченным седлом, привязанную у входа в большой дом. Присмотревшись, Федор решил, что это деревенский трактир, а лошадь принадлежит кому-то из приезжих. У местных крестьян на такое седло за всю жизнь денег не наберется, не то что на лошадь.

– Наверное, там внутри заезжий римский всадник, – поделился Чайка догадкой с Летисом. – Может, даже посыльный с донесением.

– Так давай, зайдем в гости, – предложил Летис, – спеленаем его и вытрясем все секреты. Если это трактир [130], так заодно и выпьем, а может, и поедим. У меня давно в желудке урчит от этой похлебки.

– Подожди, – укорил его Федор, – может быть, он там не один.

– Ну и что? – удивился Летис. – Даже если их там десяток, мы справимся. Я один за кусок мяса сейчас готов порвать в клочья дюжину римлян.

Но в этот момент спор разрешился сам собой. Дверь со скрипом растворилась, и на пороге возник невысокий римский всадник в дорогой кирасе. В руках он держал шлем с красным гребнем из перьев. Вслед ему неслись женские крики и мужская ругань на латыни.

– Оставляю ее вам! – крикнул всадник, отвязав лошадь и забираясь в седло. – Мне не нужна эта деревенская курочка. Она под стать таким грубиянам, как вы. Когда закончите с ней развлекаться, вернетесь в лагерь. А я должен быть в Генуе до наступления темноты.

С этими словами офицер дернул поводья и поскакал по дороге в сторону, противоположную той, откуда пришли финикийцы.

– Отлично! Значит, эта дорога ведет в Геную, – заметил вслух Федор. – Мы не сбились с пути.

Но его отвлекли новый женский крик и отборная брань. Кричала девушка, а ругались явно римские солдаты, скорее всего, решившие пустить ее по кругу, не спрашивая на то ее желания. Проститутка, которыми полнились бордели в римских городах и крупных селениях, не стала бы так орать. Это больше смахивало на изнасилование.

– За мной, – решился Федор. Выхватив фалькату из ножен, он перемахнул изгородь и быстро преодолел несколько метров дороги, отделявших его от распахнутой двери в трактир.

Ворвавшись внутрь, он увидел то, что и ожидал. В полутемном помещении стояли несколько грубо сработанных столов и табуреток. В углу виднелась низкая стойка, за которой на полках располагались бутылки и кувшины с вином. А прямо посередине, на столе с остатками еды, четверо римских легионеров насиловали молодую крестьянку, показавшуюся Федору девчонкой лет пятнадцати. Разорвав на ней платье, двое держали ее за руки, третий – за шею, чтобы не царапалась и не кусалась. А четвертый, стянув с девчонки и с себя исподнее, вовсю шевелил бедрами.