Алексей Живой - Легион: Рим должен пасть. Карфаген атакует. Ганнибал Великий

– Но почему? – едва не вскочил со своего места Чайка. – Ведь именно сейчас нам нужна помощь. Еще один удар, и война будет закончена.

– Это не такой простой вопрос, как тебе кажется, Чайка, – снисходительно заметил Магон. – Рим, к сожалению, не единственный наш враг, хотя и самый опасный сейчас. Да и не твоего ума это дело. Ты, конечно, храбрый солдат, но еще не наварх и не суффет.

Федор заткнулся. Ему мягко напомнили, что он слишком обнаглел и действительно ведет себя как равный Магону. А их разделяла пропасть. Да что там пропасть, – они были, как огромная планета и ее незначительный спутник. Один из тысячи. Магон был в числе тех, кто выбирает и смещает со своих постов военачальников уровня Ганнибала. Кто такой для него Федор Чайка, пусть и доблестный солдат, доказавший это?

«Если бы не эпизод со скифами, едва не лишившими жизни столь блестящего сенатора, – охладил свой пыл морпех, – то быть бы тебе, брат Федор, рабом на корабле или чьей-нибудь плантации финиковых пальм. Так что, помалкивай, пока цел. Да радуйся жизни. Не так уж плохо она у тебя здесь сложилась».

И вдруг его кожу под хитоном что-то кольнуло. Федор вспомнил о свитке, так предусмотрительно захваченном с собой.

– Осмелюсь заметить, – начал издалека Федор, слегка успокоившись, – воюя недалеко от Рима, мне случайно удалось захватить имение сенатора Марцелла, который в спешке покинул его и забыл там весь свой архив. Мне казалось, это имя вам должно быть известно.

В глазах Магона появился интерес, едва он услышал о Марцелле.

– Продолжай, – он даже поторопил Федора, нарочно державшего паузу, чтобы усилить эффект.

– Так вот, – закончил командир двадцатой хилиархии, – я позволил себе просмотреть некоторые бумаги сенатора, лежавшие на поверхности шкатулки, и нашел там одно любопытное письмо. Вы ведь знаете, что я читаю на языке римлян. Не уверен, что оно имеет большую ценность – не моего ума это дело, – но, думаю, одна подпись вас заинтересует.

Он сунул руку за пазуху, извлек свиток и протянул сенатору. Тот жадно схватил его, повернул к ближайшей жаровне и быстро пробежал глазами. Когда Магон закончил читать это короткое письмо, он вновь улыбнулся, и лицо сенатора особенным образом изменилось. На нем появилось плотоядное выражение. И Федор понял, что все сделал верно.

– А ты не так прост, как кажешься, – вновь усмехнулся Магон, сворачивая свиток. – Ганнибал видел это письмо?

– Нет, – Федор отрицательно мотнул головой, – я передал ему весь захваченный архив, кроме этого свитка. Но прочел не все. Возможно, там было еще что-нибудь стоящее вашего внимания.

– Я в очередной раз делаю вывод, что не ошибся в тебе, – сказал сенатор, поднимаясь.

Федор тоже встал.

– Мне нужно срочно отдать кое-какие распоряжения, – быстро закончил встречу Магон, поправляя свое длинное одеяние, – ты можешь отправляться к себе домой или даже в имение. Все равно ответ на просьбу посла поступит не раньше чем через десять дней, так что у тебя еще есть время отдохнуть. Но перед отъездом мы еще встретимся. Я должен дать тебе одно поручение.

С тем Федор и покинул виллу сенатора, прихватив по дороге ожидавшего в соседнем помещении Ирида. Второй охранник не появился, значит, вестей от младшего брата Ганнибала пока не было. Впрочем, Федор не торопился. Ему хватало информации для размышлений, хотя и полученной намеками. А о том, что произошло в сенате, он уже был частично осведомлен.

Магон Барка проявил себя на следующий день. Утром Федора разыскал его слуга и привел в особняк в старом городе. Это было не менее помпезное здание, чем вилла сенатора, окруженное высокой оградой. У массивных ворот стояло так много охранников, словно это был штаб армии, а не жилой дом. «Впрочем, – подумал Федор, поднимаясь по мраморным ступеням, – семья Барка всегда отличалась воинственностью. И война – ее основное ремесло, так стоит ли удивляться».

Брат Ганнибала принял его в просторном кабинете, высокий потолок которого подпирали мраморные колонны. Посредине стоял стол с вином и закусками. Особняк был выстроен на холме, а с имевшегося здесь балкона открывался хороший вид на гавань Карфагена, в которую сейчас входил военный корабль.

– Как прошел прием в сенате? – поинтересовался Федор, поздоровавшись и переводя взгляд с гавани на Магона.

По случаю визита в дом Барка командир двадцатой хилиархии вновь облачился в доспехи и даже надел новую кирасу.

– Это был всеобщий восторг, – с радостью сообщил Магон и добавил, видимо, уже не считая нужным скрывать от Федора истинный размер подкреплений, – сенат рукоплескал нашим победам. Увидев три медимна золотых сенаторских колец, мне тут же пообещали сто кораблей с пехотинцами, сорок слонов и пять тысяч нумидийцев.

– Но если не ошибаюсь, – припомнил Федор, – перед штурмом Рима Ганнибал говорил про двести квинкерем?

– Это уже забыто, – отмахнулся Магон, нахмурившись, – сенатор Ганнон, за которым сейчас стоит большинство, недавно отправил часть нового флота в Испанию, на помощь нашему брату Гасдрубалу. Васконы снова подняли там мятеж, который нужно немедленно подавить. А восемь тысяч пехотинцев он услал на дальние границы Нумидии, чтобы расширить там владения Карфагена. И уверял меня, что наемников сейчас не хватает.

– Значит, все-таки Ганнон, – пробормотал себе под нос Чайка, а, повысив голос, спросил: – Но зачем отсылать так нужных нам пехотинцев в глубь материка, а флот в Испанию, если главные события происходят в Риме?

– Это же Ганнон, – скривил губы в усмешке его собеседник, – этот древний старик строил козни еще моему отцу. А теперь мешает брату и мне. Он ненавидит всю нашу семью и ради этого готов разрушить плоды любой победы Карфагена, с которой связано имя Барка. Даже той, что уже почти свершилась, несмотря на его противодействие.

– Но остальные сенаторы, они-то, что, не понимают, что победа над Римом принесет им не только моральное удовлетворение? – не удержался Федор, снова позабыв о том, кто он есть и с кем разговаривает.

Однако Магон не обратил на его фамильярность должного внимания. На слишком больную мозоль наступил Федор.

– Ганнон очень богат и влиятелен. Уверен, он многих подкупил, – стал излагать свою точку зрения брат Ганнибала. – Кроме того, война отсюда видится совсем по-другому. Ганнон внушил многим, что мой брат начал эту войну больше по собственному усмотрению, нежели по приказу сената, хотя приказ был. И теперь многие считают, что было бы неплохо, если бы Ганнибал сам закончил ее, без посторонней помощи. И без новых затрат на войну.

Услышав это, Федору вновь захотелось перейти на русский язык и произнести пару крепких словечек в адрес сената, но он сдержался.