Александр Михайловский - Октябрь: Однажды в октябре. Время собирать камни. Вся власть Советам!

– Пше прошу, пани, не могли бы вы распорядиться начать собирать вещи? Авто для вашего переезда в Гатчину будут поданы уже через полчаса.

После этих слов Аликс сдулась, словно воздушный шар, и, резко повернувшись, скрылась за вагонной дверью. Пару минут спустя из салон-вагона раздались звуки, словно туда забрался большой, но добродушный зверь шуршупчик и теперь весело переворачивает там все вверх дном. Вроде бы и немного вещей прихватили с собой в дорогу граждане Романовы, а все-таки, чтобы собрать их и упаковать, потребовалось немало времени.

Николай еще раз, чисто по-мужски, поблагодарил Железного Феликса за своевременное и галантное вмешательство, еще раз окинул внимательным взглядом выстроенную в отдалении нашу тяжелую технику, затянутую в брезентовые чехлы. Потом он бочком полез обратно в вагон. Наверное, давать указание своему камердинеру Труппу. Это просто обалдеть – лакей в чине полковника! Неудивительно, что государство с такими порядками в феврале рассыпалось, словно домик поросенка Ниф-Нифа. Справедливости не было не только внизу, но и наверху.

Я уже совсем было собрался подняться в вагон вслед за Николаем Александровичем, но меня окликнул тот самый ротмистр, который вместе с Дзержинским приехал забирать от нас «тихвинские гостинцы»:

– Поручик, разрешите вас на пару слов?

– Слушаю вас, господин ротмистр, – отозвался я, машинально поправляя висящий на плече автомат, – несколько минут для беседы с вами я найду.

– Вы ведь из людей полковника Бережного? – спросил ротмистр, когда мы отошли шагов на двадцать от прибывшего царского состава. – Не подумайте ничего плохого, но вы и ваши коллеги внешне вроде русские, а внутри – какие-то необычные, особенные. Словно нездешние…

– Так я и есть нездешний, из Осетии я – слышали о такой? – бросил я ротмистру. – Но если вы имеете в виду русскость в смысле преданности России, то тогда вы правы. Я русский офицер. И все мои предки на протяжении нескольких веков честно служили России. Константин Николаевич, позвольте представиться: старший лейтенант сил специального назначения ГРУ Генштаба России Бесоев Николай Арсентьевич. А с кем я имею честь говорить?

– Отдельного корпуса жандармов ротмистр Раков Константин Николаевич, честь имею, господин старший лейтенант, – мой собеседник щелкнул каблуками, принимая стойку «смирно». – Ну, вот и познакомились, – сказал он, принимая вольную стойку. – А скажите-ка вы мне, Николай Арсентьевич, – перешел ротмистр на неофициальный тон, – я вот что-то не совсем понимаю: с господином Керенским России была одна дорога – на живодерню, где из нее нарезали бы кучу мелких княжеств, ханств и герцогств. Словом, превратили бы ее в огромный Китай, где русские стали бы кем-то вроде белых негров. Мне непонятно лишь одно – почему вы поддержали таких отъявленных большевиков-социалистов, как Сталина и Дзержинского, и, не дрогнув, отправили к праотцам таких, как Урицкий и Троцкий?

– Константин Николаевич, – ответил я любознательному жандарму, – вы ведь раньше в Охранном отделении служили?

– Было дело, Николай Арсентьевич, – не стал запираться ротмистр Раков, – только вот с господином Сталиным мне иметь дело не довелось. Бог миловал. Но шайку Андрея Уральского я знаю неплохо. Кровавые упыри, им человека убить – как глазом моргнуть. Да и сам их вожак – душегуб еще тот. Тварь злобная и хитрая, как матерый волк.

– Так вот, Константин Николаевич, – ответил я, краем глаза наблюдая, как улыбается Дзержинский, прислушивающийся к нашему разговору, – большевики-то они ведь разные бывают. Одни мечтают о мировом пожаре, на котором можно хорошо погреть руки, другие – о справедливости, о братстве людей труда, о том, чтобы не было голодных и нищих. Задумайтесь над моими словами и решите, совпадает ли с вашими желаниями то, что хотят сделать с Россией и для России те большевики, вождями которых являются товарищи Сталин и Дзержинский!

Вдали нетерпеливо прогудел клаксон авто, и задумавшийся было ротмистр встрепенулся:

– Спасибо за душевную беседу, Николай Арсентьевич, но мне пора, – он пожал мне руку. – Надеюсь, что в следующий раз мы с вами встретимся в более спокойной обстановке, и у нас будет немного больше времени…

– Тоже на это надеюсь, Константин Николаевич, – ответил я ему. – Хотя, как мне кажется, в ближайшие лет двадцать – двадцать пять покой нам будет только сниться.

– Да, наверное, вы правы, – кивнул он мне и быстрым шагом направился к ожидающей его машине.

Спустя полчаса колонна в составе двух «Тигров», одного «Урала» и двух бронетранспортеров выехала с территории Путиловского завода и направилась в сторону Гатчины. Дзержинский тоже поехал с нами, поскольку к вечеру в Гатчину должен был прибыть поезд из Крыма со второй половиной членов дома Романовых: вдовствующей императрицей Марией Федоровной, великими княгинями Ольгой и Ксенией, великим князем Александром Михайловичем, великими князьями Петром и Николаем Николаевичами с их женами-«черногорками».

Таким образом, в Гатчине должна собраться большая часть Романовых. А те, кого собрать там не удалось, нам уже не так важны. Ну, а те, кто захочет где-нибудь за кордоном провозгласить себя Владетелем земли Русской, вроде опереточного царя Кирюхи, может и не пережить такого счастья. Уж мы этому поспособствуем…

23 (10) октября 1917 года, вечер. Гатчина

Вдовствующая императрица Мария Федоровна, великий князь Александр Михайлович, великие княгини Ксения и Ольга, полковник Куликовский

Боевой «холерный» эшелон с вывезенными из Крыма остатками царской фамилии подошел к перрону Гатчинского вокзала. Позади остался путь длиной почти в две тысячи верст из Бахчисарая через Запорожье, Харьков, Брянск, Смоленск, Витебск, Дно. Шесть дней путешествия в полную неизвестность. Матрос Задорожный, как истинный Сусанин, вел вверенный ему эшелон окольными партизанскими тропами, через такие места, где люди не слыхали не то чтобы о переходе власти в стране к большевикам, но порой даже и о Февральской революции.

Обитатели же обшарпанных вагонов с надпись «Осторожно, тиф!» всю дорогу старались не думать о том, что ждет их в мятежном Петрограде. Великая княгиня Ольга, выскакивавшая из поезда во время частых остановок в поисках продуктов, вместе с нехитрой снедью со станционных базаров приносила слухи один нелепее другого. Несмотря на пресловутый большевистский Декрет о мире, война продолжалась. Правда, после разгрома немецкого десанта у острова Эзель фронт настороженно притих. По отрывистым «самым-самым достоверным» слухам, ни та ни другая сторона не предпринимала никаких резких движений. В Витебске с местной толкучки Ольга Александровна вместе с полотняным мешком с крупой приволокла затертую донельзя большевистскую газету-толстушку «Рабочий путь».