Александр Михайловский - Октябрь: Однажды в октябре. Время собирать камни. Вся власть Советам!

При этих мыслях у Михаила отчаянно заныл больной желудок.

«Что-то Джонни задерживается, – подумал он, отходя от окна и сворачиваясь на кушетке в клубочек, – поехал в Петербург, обещал быть еще засветло, а сейчас уже почти совсем темно. Вот лечь бы, заснуть, проснуться – и ничего нет. Ни гадкого Керенского, ни ужасного Ульянова, ни глупого Корнилова, ни всех этих предателей Гучковых, Милюковых, Родзянок, которым империя дала все, а они ее распяли, как шлюху на панели. Да и я хорош…»

С этими мыслями он закрыл глаза, стараясь не шевелиться, авось боль успокоится хоть немного быстрее. В этот момент где-то вдалеке послышался шум мотора. Михаил поднял голову. Явно это был его «роллс-ройс». Встав с кушетки, Михаил Александрович выглянул в окно. Где-то вдали на темной дороге метался свет ацетиленовых фар. Это возвращался Джонни.

«Джонни» Михаил Александрович ласково называл Брайана Джонсона, своего личного секретаря, однокашника по Михайловскому артиллерийскому училищу и друга. Сын англичанки, преподававшей музыку царской семье, он настолько обрусел, что принял православие с именем Николай Николаевич. Друг человека, жизнь которого в любой момент может оказаться в смертельной опасности. В нашей истории они так и умерли от рук палачей в один день и в один час. Неизвестно, кто отдал приказ об убийстве, но это явно был не Ленин. Глава советского государства не нуждался в тайных приказах, замаскированных под банальную уголовщину. Есть версия, что и убийство Михаила Романова, и убийство других членов царской семьи были произведены по распоряжению Якова Свердлова, ведь Урал был его вотчиной. Но вернемся к нашему повествованию.

Брайан Джонсон ворвался в комнату к Михаилу, потрясая толстой газетой, и с каким-то плакатом в другой руке.

– Майкл, Майкл, ты тут сидишь и ничего не знаешь! – тараторил он. – Большевики разгромили немцев при Моонзунде, ужасные потери германского флота, десантный корпус почти полностью уничтожен! – в этот момент маленький и полненький Джонсон был похож на мальчишку-газетчика, зазывающего клиента.

– Вранье! – безапелляционно ответил Михаил.

– Какое вранье! Вот смотри! – с этими словами Джонсон раскатал перед Михаилом большой плакат. – Буквально отобрал у расклейщика. Весь город гудит, как растревоженное осиное гнездо.

Михаил склонился над плакатом, да так и застыл. Он увидел нечто совершенно невероятное. Разбитый и полузатопленный немецкий линейный крейсер, всего две дыры в палубе, других повреждений не видно, но корабль полностью уничтожен. Прочие сцены полного разгрома, которому подвергся германский флот, неоспоримы и не могли быть подделаны. А самым главным было то, что с прекрасных цветных фотографий на Михаила будто глянул иной мир. На снимках были не только побежденные и пленные немцы. Там Михаил увидел и победителей, не похожих на русских матросов и офицеров, несмотря на то что на их плечах были соответствующие званию погоны, а над кораблями развевался Андреевский флаг.

И еще. Везде и всюду присутствовал доселе неизвестный Михаилу символ – красная пятиконечная звезда. Пока Михаил не мог сформулировать, в чем именно, кроме совершенно незнакомого оружия и техники, заключается странность всего увиденного, но это чувство было настолько острым, что опять заныл желудок, о котором Михаил уже совсем забыл. Техника, конечно, была совершенно неизвестная, но сейчас она развивается так быстро, что еще десять-пятнадцать лет назад никто и помыслить не мог ни о броневиках и танках, ни о гигантских аэропланах «Илья Муромец», ни о линкорах и быстроходных линейных крейсерах. А вот люди… Люди за это время совершенно не поменялись. Какими они были в Русско-японскую войну, такими же пошли и на германскую.

Михаил прекрасно осознавал, что именно тень той, бездарно проигранной войны, лежащая и на России, и на его брате и привела страну сначала в объятия к Антанте, а потом и в пекло мировой бойни, ненужной ни русскому царю, ни его народу. И вот теперь мы имеем то, что имеем. Михаил был хорошим физиономистом, без этого нельзя было командовать Дикой дивизией. Так вот, на лицах офицеров и нижних чинов большевистской эскадры, запечатленных на фото, лежала тень совсем другой войны. Войны победоносно выигранной, закончившейся взятием вражеской столицы и капитуляцией вражеской армии.

Присев на кушетку, Михаил взял в руки газету. Рядом с ним тихонечко пристроился Брайан Джонсон. Большевистский листок был напечатан на отвратительной по качеству, почти оберточной бумаге, но он был сенсацией. Утренний выпуск, в котором бывшего великого князя интересовал только анонс, был сразу отложен в сторону. Развернув вечернюю «толстушку», бывший великий князь поближе придвинул к себе керосиновую лампу и в полной тишине стал читать. Летели минуты, а Михаил все перелистывал страницы, внимательно вчитывался, иногда задумчиво хмыкал… Потом отложив газету в сторону и внимательно посмотрел на своего друга и секретаря.

– Интересную вещь ты мне принес, Джонни. Ну, что скажешь, что теперь со всеми нами будет?

Джонсон склонился к уху Михаила:

– Известно совершенно точно, что Керенский подает в отставку. Говорят, что он испуган всем этим до нервного тика.

– А кто будет новым премьером, эсер Чернов? – поинтересовался Михаил.

– Ни за что не поверишь, Майкл, – прошептал в ответ Джонсон, – правительство будут формировать большевики, а премьером будет грузин Джугашвили – ну тот, который Сталин…

– Ты уверен, Джонни? – недоверчиво переспросил Михаил.

– Совершенно точно, Майкл! – уверил Джонсон своего друга. – Перепуганный до смерти Керенский – а ведь ты знаешь, какой он трус – сразу после того, как узнал о разгроме большевиками немецкой эскадры, бросился звонить Сталину в газету. Телефонистка, которая их соединяла, просто не могла не прослушать разговор, ну ты же знаешь дамское любопытство. А потом немедленно растрезвонила об услышанном всему городу. Теперь, два часа спустя, об этом, наверное, уже знает каждая собака.

– Понятно, – сказал Михаил и постучал пальцем по газете. – И как думаешь, как скоро эти будут здесь?

– А они уже здесь, Майкл, – с заговорщицким видом сказал Джонсон, – еще утром в редакцию к Сталину явились несколько человек. Представительный пожилой мужчина, молодой офицер кавказской наружности, чернявая девка и несколько жуткого вида головорезов, то ли абреков, то ли дезертиров. После этого все и началось. А перед этим в том районе видели чудную летательную машину с двумя винтами наверху. Вот как на этой картинке. Теперь весь город уверен, что это именно люди Сталина остановили немцев, рвущихся к Петрограду. И ты обратил внимание, – Джонсон кивнул в сторону лежащей на столе газеты, – во всем толстом номере ни единого плевка в сторону «проклятого царского режима», что необычно для революционной прессы.