Тимур Максютов - Князь из десантуры

Мстислав Романович мрачно посмотрел на франка. Не было похоже, что этот воин-монах издевался – просто не понимал всей правды. Вздохнул:

– Не все, кто говорит на нашем языке, соблюдают законы и выполняют приказы. У вас ведь так же, чужеземец? Иначе этот Жак, или как его там, привёз бы сокровища вашему магистру, а не бросился в бега. На Руси много княжеств, местные владельцы которых неохотно прислушиваются к моим словам. Не говоря уже о Диком Поле, где правят беззаконие и зло. Не так ли, бродник?

Последние слова предназначались Хорю. Блондин промолчал, опустив глаза.

– Всё же твоя помощь может быть неоценимой, – убеждённо проговорил франк, – и если бы ты соизволил, твои воины сопроводили нас и поддержали, мы смогли бы обнаружить пропажу. Нападение разбойников произошло на восток отсюда, за рекой Калкой – так сказал уцелевший караванщик. Твоё слово могло бы воздействовать на тамошних кочевников, половцев. С такой поддержкой и божьей помощью я сумею выполнить поручение и вернуть ордену то, что ему принадлежит по праву.

– Я не понял, чужак, а нам какая радость – тебе помогать? – подал голос молчавший до этого боярин Сморода. – Зачем это великому князю?

Франк расправил плечи, сверкнул синими глазами:

– Я сейчас не буду говорить о божьей справедливости, в воцарении которой заинтересованы все истинные христиане. И о том, что наш магистр и вся братия каждый день молятся о возвращении святыни. В сундуке – первый устав ордена, подписанный его основателями, и сокровенные записи нашего легендарного магистра Гуго де Пейна. Жак сбежал с золотом, выделенным на поиски. У него были десять фунтов золотых монет. Они могут достаться вам.

– Ну, золота и в нашей казне хватает, – перебил боярин, – эка невидаль!

– Подожди, – продолжил тамплиер, – ещё там настоящая драгоценность всего христианского мира – лик Спасителя, написанный на доске собственноручно самим апостолом и евангелистом Лукой!

Инок Варфоломей отвалил челюсть, начал мелко креститься. Князь Мстислав тоже осенил себя двуперстием, и только Сморода недоверчиво молчал.

Анри, выдержав паузу, торжественно произнёс:

– Великий магистр велел сказать так: мы могли бы обещать за помощь великому дюку прислать отряд рыцарей в услужение, дабы он мог усмирять своих врагов. Но у Мстислава имеются свои доблестные воины. Мы передаём владетелю русичей всё золото, похищенное Жаком, и можем ещё щедро заплатить столько, сколько понадобится. Но Киев – город, славный своим богатством. А вот икона Спасителя, написанная рукой апостола, будет настоящим возмещением всех трудов и затрат, связанных с поисками. Наши русские братья во Христе по достоинству оценят такую реликвию! Инок Варфоломей рухнул на колени, отбивая поклоны. Мстислав Романович встал, простёр руку и сказал:

– Клянусь Господом нашим и святой Троицей… Церковь велю построить новую. Каменную! Чтобы у святыни был достойный дом. Сморода, вели готовить отряд из гридней младшей дружины. Как только разобьём поганых татар и степь от пришельцев очистим – отправишь с франком.

Троица побратимов принялась кланяться, благодарить князя. Сморода недоверчиво спросил:

– Вот непонятно мне. Ты, франк, всё готов отдать – и золото, и икону. А ордену твоему что достанется?

Тамплиер посмотрел русичу в глаза. Сказал твёрдо:

– Орден наш создавался нищими слугами божьими, не хватало даже коней – по двое на одной лошади ездили. Устав наш строг и запрещает думать о богатствах и радостях земной жизни – поэтому золота нам не жалко. Главное – справедливость! Не должен лик Христа украшать жилище диких разбойников или гнить в земле – пусть лучше с должным почётом хранится в Киеве. А нам нужен лишь дубовый сундук да записи магистра.

– Хитришь что-то, франк, – прищурился боярин, – какого рожна вам нужен пустой ящик? Пошли на рынок – я тебе таких дюжину куплю!

– Такого не купишь, – покачал головой франк, – этот ларь принадлежал основателю ордена, Гуго де Пейну. Для всех тамплиеров он – священная реликвия.

– Отстань от гостя, Сморода, – велел князь, – а ты, инок, запиши, как выглядит пропажа. Потом разошлёшь грамотку по городам, вели посадникам искать на рынках. Вдруг разбойники от неё уже избавились. Гостей поселить, накормить, пусть отдыхают.

Князь в сопровождении боярина и гридней вышел. Варфоломей снял с пояса чернильницу, достал перо, кивнул:

– Записываю.

– Сундук не велик, – объяснил франк, – длиной в два с половиной локтя, шириной и высотой – в локоть с четвертью. Сделан из бордоского дуба, окрашенного в лазоревый цвет, обит бронзовыми гвоздями, по углам и краю окован бронзовыми угольниками и полосой. Внутри выстлан медным листом, украшенным гравировкой, сделанной рукой самого магистра. На крышке простая железная ручка, сбоку рукояти для переноски, бронзовые…

Хорь внезапно заелозил на лавке, нагнулся вперёд, спросил охрипшим голосом:

– Рукояти – как когти пардуса?

– Да, в форме львиных лап, – удивился Анри, – откуда знаешь?

– Да так, догадался, – пробормотал бродник, – пойду я, до ветра схожу.

И вышел.

Субэдею в Шарукани не понравилось – не город, а брошенное становище, где ветер играл мусором между кучами нечистот. До вечера скакали на запад, встали у воды на ночёвку.

Слуги быстро разбили шатёр, постелили ковры. Темник дал снять сапоги, с наслаждением потянулся – спину ломило от долгой езды. Только прилёг – услышал начальника личной охраны, деликатно покашливающего у входа.

– Ну, чего ещё там? – недовольно спросил Субэдей.

– Ты нужен, дарга. Тут человек просится. Говорит, по важному делу.

Темник, кряхтя, поднялся, проклиная несвоевременного гостя. Вышел из шатра.

Крепкий бородатый дядька в хорошей кольчуге снял персидский шлем с золотой насечкой, поклонился. Начальник охраны прошептал на ухо темнику:

– Там с ним сотня всадников. На добрых конях. Толковые. Этот по-кыпчакски говорит.

Субэдей кивнул толмачу: переводи.

Дядька почесал бороду, представился:

– Я – ватаман Плоскиня. Лучший муж среди бродников. Пришёл к тебе в знак уважения и принёс дары.

И кивнул на внушительную кучу мехов и небольшой ларец – видимо, с серебром.

– Привёл я и часть своих людей, конных и оружных. Надо будет – всех бродников подниму, со всех деревень. Десять сотен наберётся. Слышал я, что ты идёшь воевать Киев. Мы все тропы и броды знаем в степи, покажем дорогу. Поможем и толмачами, и лазутчиками.

Субэдей усмехнулся. Сколько таких посольств с богатыми подарками и выражением покорности он перевидал на своём веку! Умные чувствуют силу и любят быть на стороне победителей. Лучше быть в войске великого Чингисхана, чем лежать с пробитой головой в степи или гореть в обречённых городах.