Тимур Максютов - Князь из десантуры

Прохрипел:

– Дешт-и-Кыпчак. Шарукань. Ди-ми-трий.

Повезло хозяину караван-сарая. Деньги получил за месяц, а постоялец освободит комнату, прожив едва неделю.

– Это ты чего изображал, а? Воинское учение?

Хорь стоял, слегка покачиваясь от выпитого кумыса. Хмыкнул:

– Говорил – не простой ты холоп. Пошли к костру, погреешься.

Димка пошагал за бродником. Половцы уже разбрелись по кибиткам на телегах; кто-то храпел здесь же, у огня, завернувшись в шкуры. Азамат не спал, задумчиво глядя на угли; да сидел, закутавшись в драную шубу, молодой парень с бледным лицом и испариной на лбу. Раскачивался и что-то бормотал.

Хорь протянул Диме деревянную миску и ложку:

– На, поешь, ещё осталось немного. Вижу, крест на тебе, а православный своему всегда поможет. Правда, нехристь? – это уже предназначалось Азамату.

Азамат не обиделся, протянул:

– Э-э-э. Бог один, имён у него много: что наш, Тенгри, что ваш, Иисус.

Димка ел кашу из разваренной крупы, почти несолёную, с еле уловимым привкусом несвежего мяса и попавшими в котёл пеплом и мелкими угольками. И думал, что ничего вкуснее в своей жизни не пробовал.

Хорь пытал Диму:

– Странный ты какой-то и одет не пойми во что. Вроде длинный вымахал, с добрую оглоблю, а бестолковый, с Азаматом даже справиться не смог.

Азамат лениво проворчал:

– Ну, ты полегче, Хорь. Я таких, как ты, с десяток узелком завяжу да за горку закину.

Хорь отмахнулся и продолжил:

– Топором-то как махал – я боялся, что ногу себе оттяпаешь. Блаженный какой, что ли? Князь-то кто у вас? Ну, главный кто?

Димка пожал плечами:

– Владимир Владимирович.

Хорь удивился:

– Видать, из дальней ты земли. Я всех ближних ваших князей знаю: в Рязани Ингварь сидит, в Галиче, Киеве и Чернигове – Мстиславы. И где у твоего Владимира стол?

– В Москве.

– Не знаю такого города. Видать, совсем маленький и далеко, – почесал в затылке Хорь.

– Далеко, – согласился Дима. И спросил: – А твой-то князь кто?

– Точно блаженный и головой хворый, – посочувствовал Хорь, – я же тебе ясно сказал – бродник я. У нас князей нет и ханов нет. Мы – люди свободные. Кого выберем – тот и главный.

– Ага. Разбойники вы, кто лихой да бесшабашный – тот и заправляет, – заметил Азамат.

Хорь обиженно засопел, пробурчал:

– Кому и разбойники, а кому – вольные да удалые.

Ярилов решился наконец и спросил:

– Извините. Вопрос, наверное, странный, но какой сейчас год?

Хорь хлопнул себя по кожаным штанам и захохотал:

– Я же говорил, что он башкой дырявый!

Азамат, наоборот, невозмутимо ответил:

– Год серой лошади.

Бродник продолжал смеяться:

– Вот, ещё один, головой скорбный! Какой ещё лошади? Год от сотворения мира шесть тысяч семьсот тридцать второй! Ты ещё скажи – год дохлого барана!

– Дохлого не бывает, – спокойно возразил кыпчак, – а барана позапрошлый год был.

Пока они препирались, Дмитрий лихорадочно подсчитывал в уме и перепроверял. По всему выходило, что нынче год – тысяча двести двадцать третий. И это совпадало с рассказом Азамата о походе на Киев мятежного Рюрика Ростиславовича вместе с половцами двадцать лет назад, в 1203 году. Дима не знал, радоваться ли, что он наконец точно определил время, в которое попал, или просто взять и разбить голову об камень. Решив, что камень от него никуда не денется, переменил тему:

– А чего с парнем случилось? Заболел, что ли?

– Это Тугорбека племянник, – объяснил Азамат, – руку себе третьего дня стрелой распорол. Вот, мается. А что, вылечить можешь? Ты камлать умеешь? Шаман?

Дима не ответил, поднялся. Излечение племянника Тугорбека – очень неплохое начало для выполнения плана по вписыванию в это время. Если уж угораздило попасть в начало тринадцатого века – надо не ныть, а играть теми картами, которые тебе сдали.

Подошёл к парню, попросил:

– Дай, посмотрю руку.

Раненый не ответил – продолжал раскачиваться и что-то бормотать.

Сзади запыхтел Хорь, пояснил:

– Да он совсем плохой, лихоманка у него. Жар. Не слышит тебя.

Дима взял обмотанную грязными тряпками руку, осторожно посмотрел. Охнул:

– А откуда грязи столько? Вы чего с ним делали?

– Как чего? – удивился бродник. – Землю приложили. Можно, конечно, и конского навозу было, да Тугорбек не велел. Куренного шамана с нами нет, он дома остался. А мы лечить не обучены.

Дима вспомнил занятия по оказанию первой медицинской помощи и батальонного врача – капитана мед-службы. «Столбняк, тля, это вам не стояк! От столбняка и помереть можно, а стояк перетерпите как-нибудь!»

Дима зачерпнул воды из ведра, осторожно промыл рану. Присвистнул:

– Рана инфицирована, воспаление началось.

Вынул из бокового кармана брюк армейскую аптечку, которую сам дополнил кое-чем. Подцепил ногтем крышку, достал пробирку со стрептоцидом. Щедро засыпал порошком рану, попросил чистую тряпицу, перевязал. Напоил раненого кипятком, уложил спать у костра, накрыв шубой.

Хорь за манипуляциями Димы наблюдал с большим любопытством. Азамат философски заметил:

– Всё в руках Великого неба. Помрёт – значит, судьба у него такая. Кысмет.

А Хорь сказал:

– Я же говорю – странный ты, Дмитрий. Недаром мы тебя у балбала подобрали, там место колдовское, морочное. Три года назад ехали мы с ватаманом Плоскиней мимо этого пригорка за… кхм, скажем так, по делам…

– Да так и скажи, что ехали кого-нибудь пограбить, – вставил Азамат.

Хорь сделал вид, что не услышал, и продолжил рассказ:

– Вот, ехали мимо и подобрали одного. Ещё чуднее тебя, русич. Волосы, как у девки какой, длинные. Рубаха разноцветная, а порты узкие. И такая дрянь на лице – как бычий пузырь, из двух кружков. Сами кружки как бы тёмные, но прозрачные. Вот, тоже как ты, блаженный. Правда, гусли у него были чудные. Заморские, видать. Струн только нету, на суму похожи или на короб небольшой.

– Горазд ты врать, Хорь, – засмеялся Азамат.

– Да вот те крест, – побожился Хорь, – я сам видел. Знатно он на этих гуслях играл. И песня такая задорная! Точно про нас, про бродников.

Хорь два раза топнул в стылую землю, хлопнул в ладоши и затянул:

– И куда делся твой блаженный? – заинтересовался Азамат.

– Да на кой он нам сдался? Тем более гусли сломались быстро, – пожал плечами Хорь. – Встретились нам корсунские купцы, так мы его и продали. Помер уже давно, на серебряных рудниках рабы и полгода не живут.

Ошарашенный Ярилов молчал. Бродник точь-в-точь напел бессмертное «We will rock you».

Встали перед рассветом. Позавтракали остатками ужина, быстро свернули бивуак, оседлали лошадей.

Хорь задумчиво теребил аркан.