Елена Хаецкая - Жизнь и смерть Арнаута Каталана

Знатный рыцарь охотно продемонстрировал собравшимся вот такенный хрен, сшитый из фиолетового атласа (где только раздобыл, подлец, ткань-то дорогая!) Размахивая им налево и направо, Боссен не забывал корчить престрашные рожи. Встретившись глазами с хорошенькой дочкой Ригеля, фигляр вдруг оскалился в ухмылке, согнал морщины со лба, намекающе задвигал густыми бровями и ласково огладил свой атласный хрен.

Девушка уткнулась лицом в фартук, будто смутившись до смерти. Но Ригелю-то, ее отцу, видно: спрятаться-то она спряталась, да поверх края фартука лукавым глазом подсматривает.

– А вот, – кричит Горжа, – и брат Боссена, доблестный Лантса! У него вот такенные яйца!

Хррясь! Ригель свою дочку – по шее. И в дом ее, в дом, от срама.

У Лантсы бородища накладная, рыжая, торчит веником, а на плащ из дерюги нашит большой крест. И яйца у него и вправду ого-го, тоже атласные, только зеленоватые. С людоедской улыбкой глядит Лантса сперва налево, потом направо.

Зрители дружно ревут от восторга.

Третий выход! Жена благородного Боссена – прекрасная Ильдегонда!

Лицо у Ильдегонды выбелено мукой, волосы накручены на две палки и перевязаны бантами, сверху – белое покрывало.

– Я куртуазна и умна! И мужу своему завсегда я верна!

Боссен подхватывает грубым басом:

– А я зато некуртуазен, нравом свиреп и лицом безобразен!

– А я, – влезает Лантса, – у родителей младший сын, я храбро воюю в стране сарацин!

Желающих посмотреть представление все прибывает. Задние вытягивают шеи, поднимаются на цыпочки, становятся на камни, забираются на деревья, чтобы лучше видеть. А слышно и без того хорошо: все четыре фигляра почти кричат – даже Ильдегонда, несмотря на всю свою куртуазность.

Дама пытается обучать своего супруга любезному обхождению и манерам, в чем не слишком преуспевает.

Повернувшись всем телом, грубый Боссен нацеливается на супругу колючими черными усами.

– Оставьте эти глупости, жена! – вопит он, топая ногами. – Я не желаю слушать! Соколиная охота – вот мое вежество! Кабанья травля – вот моя куртуазность! Лошади – вот мои дамы сердца! Борзые собаки – вот мои пажи! А-а-а!!! – ревет он устрашающе, дабы самые недогадливые поняли: усилия Ильдегонды пропадают втуне.

Но Ильдегонда и не думает сдаваться.

– Чего ради вы должны меня слушать, муж? – переспрашивает она и резко, будто ее дернули за веревку, сгибается в поклоне. – А потому, что женщины во всем превосходят мужчин!

Зрители отзываются возмущенными криками.

– Учить Боссена вежеству, – замечает Горжа (ладони за поясом, ухмылка дерзкая), – все равно что растолковывать благородные науки мужланам вроде вас, полупочтенные!

Разъяренный Боссен несколько раз топает ногой и мрачно хмурится.

Махнув подолом, прекрасная Ильдегонда разворачивается лицом к толпе и широко разводит руками.

– Извольте, я докажу свою правоту! – выкрикивает она, глядя поверх голов на крестьянского паренька и худенькую девушку в подоткнутой юбке, оседлавших толстую ветку придорожной ивы. – Мужчина сотворен из глины и грязной земли! Женщина же – из благороднейшего человеческого ребра! Вот почему мы, женщины, превосходим мужчин!

Девушка визгливо смеется, тряся тощими плечами. Паренек украдкой целует ее в шею.

Ильдегонда протягивает обе руки Боссену, по-прежнему не сводя глаз с парочки.

– Взгляните, муж, как нежны мои руки!

Руки у фиглярки крупные, загрубевшие от ветра, от поводьев, с которыми ей то и дело приходится управляться, исколотые иглой. Но перед представлением она обваляла их в муке.

Показав белоснежные кисти Боссену, она поднимает их над головой, чтобы и зрители могли разглядеть, как следует.

– А каковы руки у вашего пола, муж? Не подобны ли они граблям и лопатам?

Боссен трясет кулачищами. На тыльную сторону ладоней он густо налепил черной щетины.

– Ну, так чего ради мужчины властвуют над нами? – продолжает Ильдегонда, наступая на Боссена, как деревенская склочница, подбоченясь и поводя плечами. – Вы бородаты, как козлы! Вы черны, как вороны! Кожа у вас грубее бычьей! Вы волосаты, как медведи!

Боссен молча размахнулся, желая поучить жену, но тут между супругами, ужом извернувшись, влез Горжа. Пока те обменивались яростными гримасами, Горжа бойко растолковал зрителям:

– Вот так защищала прекрасная дама Ильдегонда науку куртуазности. Но муж не желал и слушать! И оттого случилась вдруг большая беда для обоих!

Сказав это, он неожиданно повернулся к даме спиной и низко склонился перед Боссеном. Дама Ильдегонда, очень высоко вздернув брови, уставилась на тощий зад Горжи.

Горжа прокричал:

– Мой господин, благородный рыцарь Боссен!

Покинув сарацинский плен

И избежав немало бед,

Вернулся ваш преславный брат!

С этими словами он выпрямился и отскочил в сторону, освобождая дорогу доблестному Лантсе – с накладной рыжей бородой и знаменитыми зелеными яйцами. Испуская громкие стоны, Лантса выступил вперед и несколько раз взмахнул руками, широким жестом оглаживая крест на своей одежде.

– Я претерпел немало бед за те плачевные семь лет, что бился я у сарацин, когда с друзьями, а когда – совсем один! – прокричал Лантса жалобным голосом. – И вот вернулся я назад, но мне не рад мой добрый брат!

Боссен прогудел что-то нечленораздельное и скорчил свирепую рожу. Лантса, отвернувшись, закрыл лицо руками. На тыльной стороне ладоней у него, как и у Боссена, была приклеена шерсть, только не черная, а рыжая.

– Пускай мужья и злы и столь упрямы, быть грубой недостойно дамы! – вскричала куртуазная Ильдегонда.

Замирая после каждого шага, она решительно приблизилась к Лантсе и после резкого размаха рукавами демонстративно обняла его. А затем отступила и той же подпрыгивающей походкой удалилась.

– Итак, я вернулся! – выкрикнул ободренный Лантса. – Воистину, наконец-то я дома! И теперь, впервые за долгие годы, без страха быть убитым стану я есть и пить и справлять естественную нужду, чего я столь долго был лишен!

Лантса исполнил танец, не забывая трясти тем, чем был славен и о чем Горжа оповестил публику еще в прологе, после чего убежал за телегу.

Боссен спросил жену:

– Зачем вы его обняли?

– Как же мне было не обнять его, коли он – ваш брат и вернулся из Святой Земли?

Оба супруга стояли плечом к плечу, лицом к публике. Крестьяне, увлеченные представлением, подходили все ближе к фиглярам. Задние напирали, передние лезли вперед. Перепалка между супругами делалась все громче.

– Для какой же причины, жена, вам его обнимать?

– Для такой, чтобы выказать вам уважение.

– К чему столь долгий обходной путь? Могли бы уважить, обняв просто меня.

Один из зрителей крикнул: