Елена Хаецкая - Бертран из Лангедока

Бертран же подошел к нему и рукоять у него отнял. Сказал, что горю пособит и непременно железную часть отыщет. Только ему, Бертрану, нужно уединение, ибо желает он прежде трудов вознести молитвы.

Амбларт Талейран – в слезы. А Бертран с рукоятью в сторону отошел, на колени опустился и молиться начал – вслух. Просил святого Бенедикта о помощи. Всю историю с чрезмерно радивым варваром пересказал – на тот случай, если Амбларт Талейран ее запамятовал.

После же голую руку к зарослям крапивы поднес… и – о чудо! – железная часть ножа сама собой выскочила и к руке будто приросла.

Вручил лезвие Бертран Амбларту и удалился неспешным шагом, оставив сотоварища размышлять о случившемся.

Весть о чуде вскоре разнеслась по всему аббатству. Аббат Рожьер призвал к себе Бертрана, заперся с ним в зале капитула и принялся строго вопрошать об истории с садовым ножом. Бертран сперва отвечал, что молился святому Бенедикту, но после сознался в новой шалости и показал аббату вещь, которая и совершила чудо: то, что по-провансальски называется «Aziman«2. Этим словом трубадуры часто именуют своих возлюбленных, ибо тянет их к ним, точно железо к магниту.

– И что с вами сделал аббат? – спросил эн Готфрид с любопытством.

Эн Бертран улыбнулся.

– Простил. А что еще ему оставалось?

Домна Гвискарда де Бельджок встретилась с эн Бертраном глазами.

– А святой Бенедикт? Он простил вас за то, что вы приписали себе совершенное им чудо?

Эн Бертран подивился тонкости, с какой домна Гвискарда поняла его рассказ. И учтиво отвечал этой прекрасной и деликатной даме, что действительно просил прощения у святого Бенедикта, однако святой не ответил ему.

Домна Маэнц сердито перебила их разговор, потребовав, чтобы паж принес ей подогретого молока, ибо потянуло холодком.

Паж нехотя ушел.

Граф Риго сказал:

– Вы обещали, эн Бертран, рассказать нам о том, как встречались с моим родственником, дьяволом. А вы вместо того тешите нас побасенками о своих детских шалостях, которые, если верить всему, что про вас говорят, с тех пор не слишком повзрослели.

– Ваш родственник, граф Риго, – отвечал эн Бертран вполне серьезно, – отвратителен. Вот как это было.

Из приведенного выше рассказа явствует, что аббат Рожьер был человеком весьма мягким. Однако когда он встретился с врагом рода человеческого, можно сказать, лицом к лицу, то проявил себя отважным и стойким воином веры.

Раз святые братья были пробужены страшным грохотом у ворот. Время было ночное, едва только отстояли всенощную и снова отошли ко сну, весьма краткому, ибо через три часа предстояло вновь вставать к заутрене.

Запалили факелы и собрались, по указанию аббата, во внутреннем дворике, где в дневное время обыкновенно совершаются безмолвные прогулки по крытой галерее и где находится также великая монастырская драгоценность – колодезь.

Воспитанники, которых также подняло с постели необычное оживление в монастыре, проникли во дворик и стали глазеть на происходящее.

От ворот привели странного человека, судя по наружности – весьма низкого и даже подлого происхождения. Он находился в жалком состоянии, беспрерывно рыдал, волосы его были растрепаны и полны репьев. Завидев аббата, он бросился тому в ноги и стал умолять о помощи.

По словам этого человека, господин его, богатый купец из Ауренга, внезапно сделался одержим бесами. Сейчас этот несчастный в доме у одного из «бородатых братьев», который по добросердечию приютил его на ночлег.

Аббат Рожьер внимательно выслушал рассказ и велел доставить одержимого в монастырь. Слуга же сказал, что сделать это весьма непросто, ибо господин его вряд ли ступит на освященную землю по доброй воле. Тогда аббат Рожьер наказал связать купца из Ауренга по рукам и ногам и принести на носилках.

Так и было сделано.

Ночь уже уходила, серый свет разлился по небу. Монахи безмолвно стояли вокруг колодезя в монастырском дворе. Красные отблески от горящих факелов падали на их белые одежды.

И вот на монастырский двор вступили шестеро «бородатых братьев» – крестьян, живущих на монастырских землях. Они несли бьющегося в путах человека, одетого действительно довольно богато.

Аббат Рожьер велел поставить этого человека на ноги, однако от пут не освобождать. Это было сделано.

Тогда несчастный вытаращил свои безумные белые глаза, а уста его, покрытые запекшейся пеной, принялись изрыгать страшнейшую хулу.

Тут-то аббат Рожьер и вспомнил, что поблизости находятся порученные его надзору воспитанники. Однако выгонять их времени уже не было, надлежало действовать со всей решимостью.

Не вступая с бесом в перебранку, аббат Рожьер безмолвно воззвал к Господу, а после вскрикнул:

– Пошел вон!

И с размаху ударил одержимого по лицу.

От пощечины купец из Ауренга покачнулся и упал бы, не поддерживай его дюжие «бородатые братья».

И тотчас же изо рта у одержимого выскочило огромное отвратительное существо. Оно-то и являлось родственником графа Риго, если уж граф так настаивает на этом родстве.

Существо это было размером с кота. Вместо хвоста у него была змея, а на конце хвоста имелась еще одна голова, со свиным пятаком. Под хвостом же располагались срамные уста, которые источали страшный смрад и непрестанно изрыгали поносные речи. Существо было голым, будто бы без кожи, темно-красным, в гнойных нарывах…

В этом месте рассказа домна Маэнц допила принесенное пажом горячее молоко и воскликнула:

– Иисусе милосердный!

Домна же Гвискарда поднесла к лицу платок, будто закрываясь от отвратительного видения, вызванного рассказом эн Бертрана.

Граф Риго наморщил лоб и сердито произнес:

– И вы утверждаете, эн Бертран, что эта мерзкая тварь – мой родственник?

– Вы сами это утверждаете, – учтиво отозвался эн Бертран.

– Мой родич – дьявол, а вы описали какого-то дрянного мелкого беса, – сказал граф Риго.

Вместо ответа эн Бертран пожал плечами. Домна Гвискарда попросила закончить рассказ, что эн Бертран охотно и исполнил.

Мерзость выскочила изо рта у одержимого и заметалась по двору. Лицо у купца было окровавлено, ибо губы его разорвались, когда бес пролезал наружу. Визжа и бранясь, бес бросился монахам под ноги. Но аббат Рожьер простер руку, и существо расточилось, наполнив воздух отвратительным зловонием.

Когда наконец аббат Рожьер огляделся вокруг, он увидел, что почти все в ужасе разбежались. Посреди двора лежал купец, на коленях возле купца стоял слуга, отирая кровь с лица своего господина. Из воспитанников оставался один Бертран де Борн.

Аббат подозвал его к себе.

– Помоги мне добраться до постели, – сказал аббат Рожьер.