Внезапный удар

Несмотря на подозрительность подобной инертности противника, главныя силы эскадры могли двигаться совершенно спокойно. Развѣдка шла впереди вѣеромъ, выдвинутымъ на пятьдесятъ километровъ. Развѣдчики летѣли патрулями на высотѣ отъ восьми до восьми съ половиной тысячъ метровъ. Они оставались почти невидимыми и неслышными. Еще нѣсколько лѣтъ тому назадъ развѣдчики были бы на такой высотѣ совершенно слѣпы и безполезны. Но благодаря развитію оптики и автоматически работающихъ фотографическихъ аппаратовъ, можно было вести дѣйствительное наблюденіе надъ пересѣкаемой мѣстностью. На обязанности летчика лежало, главнымъ образомъ, наблюденіе за окружающимъ воздушнымъ пространствомъ. При современныхъ скоростяхъ появленіе въ воздухѣ истребителей или баллонныхъ загражденій, могло быть обнаружено лишь при постоянномъ и внимательномъ наблюденіи. Та - же большая скорость и огромная высота полога дѣлала визуальное наблюденіе земли очень труднымъ. Человѣческій глазъ, даже вооруженный большой мощности оптической трубой, уже не могъ фиксировать предметы съ точностью, какая требовалась развѣдчику для раскрытія мѣстности. Для наблюденія за ней съ большой высоты имѣлся аппаратъ, состоящій изъ сложнаго агрегата демонстраціоннаго, фотосъемочнаго, и радіобильда аппаратовъ. Интересной деталью установки было примѣненіе новыхъ эмульсій, очепь чувствительныхъ къ природѣ фиксируемыхъ красокъ. Искусственныя краски дѣйствовали на эмульсію совершенно иначе, чѣмъ естественныя. Изображеніе получалось рѣзко искаженнымъ по цвѣту и сразу бросалось въ глаза. Это давало возможность открывать всякаго рода искусственныя сооруженія пли маскировку.

Черезъ восемьдесятъ секундъ послѣ спуска затвора фотографическая камера уже проектировала позитивъ на экранѣ передъ летчикомъ. Полковникъ Гринъ летѣлъ въ замкѣ своего передового патруля, непрерывно поддерживая связь съ флагманскимъ кораблемъ. Старый осторожный, опытный и внимательный летчикъ, не отрывался отъ наушниковъ радіо пріемника и былъ готовъ принять сообщеніе любого изъ двадцати патрулей своей эскадры. То, что за часъ полета надъ расположеніемъ противника ни одинъ изъ аппаратовъ не донесъ о чемъ-нибудь подозрительномъ, заставляло полковника безпокоиться.

Равнина смѣнилась пологими холмами, покрытыми мелкимъ кустарникомъ. На экранѣ по-прежнему не было признаковъ аэродрома, зенитной артиллеріи и искусственной маскировки. Гринъ зналъ, что скоро должна быть заградительная линія, базирующая на Ганноверъ. Ему было странно, что противникъ такъ хладнокровно подпускаетъ къ ней англичанъ, не попытавшись даже сбить ихъ съ маршрута. Будетъ плохо для нихъ, если эскадры прорвутся къ Ганноверу, Тогда будетъ уже поздно дать бой. Они даже не успѣютъ вступитъ въ соприкосновеніе съ главными силами.

— Ну, что-же, тѣмъ лучше для насъ, — запѣлъ онъ по старой привычкѣ, зная, что никто не услышитъ его голоса, котораго онъ такъ стыдился на землѣ. Здѣсь не кому будетъ упрекнуть его въ отсутствіи слуха. — Тѣмъ хуже для... — завелъ было онъ новую руладу, но оборвалъ на полусловѣ

Головной аэропланъ идущаго впереди патруля вдругъ стремительно повернулся вокругъ вертикальной оси. Прежде чѣмъ Гринъ успѣлъ проанализировать это движеніе, правое крыло аэроплана отвалилось и стало падать. Корпусъ со вторымъ крыломъ совершилъ еще нѣсколько безпорядочныхъ движеній и пошелъ внизъ. Въ слѣдующее мгновеніе отъ падающей машины отдѣлилось двѣ черныхъ точки и, пролетѣвъ нѣсколько десятковъ метровъ, надъ ними раскрылись парашюты.

Летчикъ его машины, слѣдуя движенію идущихъ впереди аппаратовъ головного звена, круто взялъ на себя. Развѣдчикъ взвылъ моторами и горкой полѣзъ въ облако. Въ тотъ моментъ, когда Гринъ отмѣтилъ прыжокъ второго парашютиста въ его наушникахъ зазвучалъ голосъ:

— Гринъ! Гринъ! говоритъ Д-4! говоритъ Д-4!

Это вызывалъ полковника по радіотелефону развѣдчикъ, терпящій аварію. Повидимому, третій изъ экипажа, падающей машины остался, чтобы донести.

— Гринъ! Гринъ! Слушайте! Повидимому, напоролись на тросъ загражденія. Говоритъ Д-4! Слышите?

— Слышу! Д-4! Д-4! Прыгайте, Прыгайте! Я васъ видѣлъ! Донесенiе принялъ Гринъ.

Привычнымъ движеніемъ пальцы переключили радіо на передачу телеграфомъ и стали посылать въ офиръ позывныя.

— Волна!.. Волна!.. Волна!..

А глаза не могли оторваться отъ исчезающей въ синей дымкѣ у земли падающей машины. Успѣлъ ли выскочить послѣдній? Кто былъ этотъ смѣльчакъ, въ которомъ сознаніе долга преодолѣло ужасъ смерти? Летчикъ-наблюдатель или радіотелеграфистъ? Онъ даже не сообщилъ своего имени!

Аппаратъ Грина, пробивъ облака, вышелъ подъ чистое небо. Безмѣрная яркость свѣта, незатемненнаго ни однимъ облачкомъ, ни малѣйшей туманности. Подъ аэропланомъ клубились безграничнымъ моремъ облака. Казалось, что они находятся въ непрерывномъ движеніи, точно гонимыя вѣтромъ волны мыльной пѣны, заполнившія цѣлый океанъ безъ береговъ, даже безъ горизонта. Длинной вереницей, какъ поплавки на поверхности бурливаго прибоя, то появлялись, то снова тонули аэростаты баллоннаго загражденія. Погибшій летчикъ не ошибся: десятки серебристыхъ колбасъ тянулись непрерывной чередой съ сѣвера на югъ.

Въ наушникахъ полковника Грина послышалось кряхтѣніе, потомъ отчетливый голосъ:

— Волна слушаетъ!.. Волна слушаетъ!

Это отозвался флагманскій корабль. Гринъ сообщилъ о загражденiи и, чтобы точно установить начало и конецъ его, нырнулъ подъ облака. Ему показалось, что это было начало заградительной линіи Ганновера. Объ этомъ предположеніи Гринъ сообщилъ генералу.

Собравъ десять машинъ своихъ развѣдчиковъ снова пробилъ облака. Аэростаты по-прежнему качались въ пѣнистомъ морѣ. Гринъ приказалъ атаковать ихъ.

Воспламененные зажигательными ракетами нѣсколько баллоновъ взорвались ярко-голубымъ пламенемъ. Утративъ часть своей опоры, баражъ осѣлъ. Оставшіеся аэростаты были теперь видны подъ облаками.

Этого достаточно. Гринъ не могъ задерживаться для полнаго уничтоженія баллонной завѣсы. Хотя тросовъ и не было видно, они уже не представляли опасности и не могли явиться ловушкой для главныхъ силъ.

Генералъ Маккольмъ измѣнилъ направленіе, обойдя баражъ съ сѣвера. Теперь аэростаты могли, сколько угодно, болтаться подъ облаками.

На смѣну холмамъ, покрытымъ рѣдкой порослью, появились пятна лѣса. Въ наушникахъ капитана Уйтлей послышались позывные флагманскаго корабля. Четкимъ попискиваніемъ кто-то звалъ:

— Волна!.. Волна!..

Уйтлей оторвался отъ зрительной трубы. Въ наушникахъ запищало;

— Говоритъ Бадо... Говоритъ Бадо...