Елена Хаецкая - Семеро праведных в раю хозяина

– Вот и все, – сказал санитар, обтирая руки. – Как живой, даже лучше.

Покойник умиротворенно глядел на него со стола. Санитар отбросил крем «Балет», которым гримировал мертвеца, в таз для использованных тюбиков. Там их уже скопилось несколько десятков, выдавленных, грязных.

Мэтр ничего этого не знал – он величаво шествовал навстречу вечности. Его тропа была ровной и ясной, впереди, в белом венчике из роз, вел его добрый ангел. Иначе и быть не могло.

Мэтр был человеком добродетельным. Сначала он верил в правительство и Бэл-Мардука и знал, что плохих в светлое будущее не берут. Потом под влиянием обстоятельств в пожилых уже летах перешел в христианскую веру и так же твердо уверовал, что плохих не берут в рай. Рай виделся ему чем-то вроде территории пионерского лагеря: дивная природа, добрые взаимоотношения, всеобщая справедливость и равенство. И – только для хороших.

Мэтр оказался на равнине, затянутой туманом, огляделся по сторонам. Фигура в сияющем венце исчезла, и это немного обеспокоило Мэтра.

Он взволновался еще больше, когда увидел на этой равнине трех голых молодых людей. Среди них была женщина. Хотя Мэтр не мог толком разглядеть этих людей, но в том, что темноволосое существо с ребенком на руках принадлежит к женскому полу, почему-то не усомнился.

Голые разговаривали. Они были из тех, при виде которых Мэтр при жизни всегда плевался. И прежде плевался, и потом, когда обратился в истинную веру. У всех троих были длинные волосы, а у одного – грязные бисерные цепочки на руках. И на плечах у него сидел отвратительный студнеобразный демон. Демон растекся по своему хозяину, свесив ему на спину крысиный хвост.

– Новенький идет, – сказал демон и затрясся.

Тот, что с бусами, повернулся, поглядел Мэтру в глаза. Его губы зашевелились, и Мэтр понял, что он обращается к нему.

– Добро пожаловать! – крикнул визгливо демон.

Женщина склонила голову набок. Нерожденный ребенок судорожно дернул ручками, и она ласково провела пальцем по его выпуклому лбу с раздутыми венами.

– Падам, падам, – сказала женщина.

– Сгинь, сатана, – закричал Мэтр, осеняя себя крестным знамением.

– Где? – с любопытством спросила женщина и обернулась.

Мэтр растерялся.

– Где? – переспросил он. – Что – где?

– Где сатана? – повторила женщина. – Мы его еще не видели.

– Ты – сатана! – взвизгнул Мэтр. – Ты! И такие, как ты! Вы все!

– Я Пиф, – сказала женщина. – Это Комедиант и Голос Комедианта. А вон тот – Карусельщик, он алкоголик и работал в луна-парке.

Карусельщик с готовностью завертел ручку шарманки, огласив туманную равнину механическим вальсом.

Мэтр растерялся. Неожиданно женщина перестала казаться ему такой уж отвратительной, и он почувствовал к ней доверие.

– Скажите, – он придвинулся ближе и заговорил интимным тоном, как некогда беседовал со знакомыми холуями из влиятельных организаций, – в таком случае, это ад или рай?

– Зависит от нас, – ответила женщина. – Так сказал нам ангел.

Мэтр пригладил лысину. На ладони осталось жирное пятно от крема «Балет», и Мэтр обтер руку о бедро, с неожиданным ужасом осознав, что он тоже обнажен.

Вальс продолжал хромать над равниной. Ребенок на руках у женщины заснул. Комедиант улыбался странной улыбкой, глядя на Мэтра.

– А где Бог? – спросил Мэтр. – Я хочу говорить с Богом.

– А Бог хочет говорить с вами? – тихо спросил Комедиант. Он говорил шепотом, а потом Голос повторил его вопрос полнозвучно, заполнив своим громом всю долину и разогнав туман: – Захочет Он говорить с вами?

Мэтр растерянно огляделся.

– Но… я умер?

Все четверо расхохотались.

– Еще как! – прошептал Комедиант. – Мертвее мертвого. А что, по-твоему, достаточно просто двинуть кони, чтобы вызвать к себе интерес самого Создателя?

Пиф помахала кому-то рукой, и из тумана выступил рослый мужчина в пятнистом комбинезоне, похожий на десантника. Он оглядел всех победоносным взором, пригладил коротко стриженые волосы, крякнул.

– Как дела, бойцы?

– Рады сраться ваш-ство! – мерзким голосом заверещал Голос, подпрыгнув на плече у Комедианта.

Десантник захохотал, пощекотал Голос пальцем, потом сунул нос в сверток на руках Пиф, полюбовался на уродливого младенца, ущипнул женщину за ляжку, хлопнул Комедианта по плечу. Карусельщик посмотрел на него приниженно и осмелился выдавить из себя робкую улыбку. Вальс споткнулся, в шарманке что-то хрипнуло и стихло.

Затем десантник обернулся к Мэтру.

– Ну, а ты кто такой?

– Я… восемнадцать публикаций в толстых журналах… и крещен… верую… – забормотал Мэтр.

– Писака? – оживился десантник. – Ну-ка, почитай.

Он махнул рукой, и тут же появился огромный трон. Золотой трон с алыми кистями, размером с трехэтажный дом. Десантник взгромоздился на него, поерзал, как будто вырос – во всяком случае, он не терялся на фоне гигантского кресла. Заложил ногу на ногу, склонил голову на плечо и уставился на Мэтра с неприятной улыбкой.

– Где я? Кто вы? – Мэтр отступал от компании, пятясь задом. – Куда я попал? Господи, верую!.. Спаси меня! Изыди, сатана, изыди!..

Он начал истово креститься.

Хозяин захохотал. Трон подпрыгивал под ним, пока не развалился, и Хозяин хлопнулся со всего размаха на землю.

Мэтр повернулся и побежал прочь, во весь голос призывая на помощь какого-нибудь милосердного ангела.

Комедиант пожал плечами.

– Ангел был рядом, почему он не понял этого?

– В его представлении ангел должен быть похож на директора крупного банка, – задумчиво сказала Пиф. – Строгий, всезнающий и милосердный. И уж конечно без всякого чувства юмора.

Хозяин с интересом посмотрел на нее.

– Ты злая, – заметил он. – Неужели тебе его не жаль?

Пиф подумала немного.

– Нет, – честно сказала она.

– Не верится, что ее нет уже целый год, – сказал Беренгарий.

Они с Геддой шли по мосту Нейтокрис. По Евфрату полз лед. Город сверкал, омытый тающим снегом.

– Здесь мы простились с ней в последний раз, – задумчиво говорил Беренгарий. – Мы тогда напились… Она была в смятении, все говорила о том, что жизнь потеряла смысл, что из рук ушло, утекло… – Он махнул рукой и, отвернувшись, уставился на воду.

Гедда взяла из его рук початую бутылку пива – третью за сегодняшний вечер, хлебнула. Она заметно охмелела.

– Я расскажу тебе то, что не рассказывала никому, – проговорила она вдруг. – Обещай, что будешь молчать.

– Могила! – сказал Беренгарий и мутно поглядел на нее поверх очков. Его мокрые губы расплылись в улыбке. Он отобрал у Гедды пиво, допил и бросил бутылку в воду. – Могила, – повторил он.

– Я разговаривала с ней уже после ее смерти, – выпалила Гедда.