В Бирюк - Понаехальцы

Тянуть нельзя — мои поселенцы могут сами построить себе в каждом доме ткацкие станы, «как с дедов-прадедов», засадят за них своих жён. И будут бабы, как и везде, убиваться, изготавливая барахло. Виноват — продукцию народных промыслов. Которая значительно уже, хуже и дороже моей продукции индустриального производства. «Дороже» — в человеко-часах женского труда. Который здесь никто не считает.

– Не ленися! Трудися! Тки!

А не, к примеру, детишек воспитывай или, там, вышивай болгарским крестом.

«…для того, чтобы в одиночку соткать за шесть месяцев три холста по 50 м длиной, нужно проводить за ткацким станком по двенадцать-пятнадцать часов в день».

Понятно, шесть месяцев по 12–15 часов в день — никто крестьянке работать не даст. Есть дом, семья. Корову — доить, полы — мести, кашу варить, пестом — колотить… Хорошая мастерица ткёт в год 30 метров, мой стан даёт 30 см/час. Вдвое плотнее и по утку и по основе, вдвое-вчетверо шире. Целые сутки, круглый год. Посчитайте скачок производительности труда. И — прослезитесь.

Вытянув первое и второе звено триады, я ничего не могу сделать с третьим — со сбытом.

Мои новосёлы получают полотно сразу — не ходить же им голыми! Прежнее-то я забираю для проварки-прожарки. У поселенцев ткани входят в состав товарного кредита. Дальше необходимое они могут прикупить по твёрдым ценам, дёшево и хорошего качества. Запретить им заниматься маразмом домашнего ткачества я не могу, но, надеюсь, что, не имея нужды, они и сами не захотят.

А вот выйти на текстильный рынок «Святой Руси»…

Ткацкие станы стоят в каждом крестьянском доме, 95 % населения. «Натуральное хозяйство». В городах — свои мощные центры. Сбить цену… Даже если я буду отдавать полотно купцам здесь на Стрелке даром — пока довезут — золотым станет.

«Экспорт капитала»? — Поставить десяток таких фабричек по «Святой Руси»? — Отберут. Либо сами установки, либо налогами. Власть понимает одно — «отъём прибавочного продукта». Всего.

– Без этого с голоду не помрёшь? — Отдай.

Этого «прибавочного продукта» на Руси мало. Поэтому обдирают как липку. Крестьянин «любуется» как его жена бьётся грудью об «грудницу» не от садо-мазо, а от чёткого понимания: если он хоть что купит, власть поймёт, что у него есть «деньги». Не обязательно серебро — любой ликвидный ресурс. И отберёт.

Платёжеспособный спрос — вблизи нуля. На кой чёрт хоть что для Руси делать, если заплатить никто не может? — Только вятшие. А их мало, сидят они… реденько.

Сочетание нищеты, малой плотности населения, дурного климата, «грабиловки властей», транспортных расходов, консерватизма общества…

Я снова начинал чувствовать «асфальт на темечке».

Понятно, что тут, на Стрелке, у меня было совсем не та позиция, что была в Пердуновке, и уж тем более, в самом начале в Киеве. Но останавливаться, превращаться в пусть и продвинутого, с хрустальными привесками по всему костюму, «золочёного крысюка на куче дерьма»…

Сначала меня раздражали бытовые мелочи: темнота в помещении, тараканы в супе… Потом общественный маразм в форме сословий, рабовладения, церковных и народных суеверий… Теперь раз за разом бил по глазам, рукам, мозгам идиотизм экономического базиса.

«Платёжеспособный спрос» — понятно. «Натуральное хозяйство» — понятно. Но их же совместить — невозможно!

Какая-то наша «Святая Русь»… корявая. Чего-то в этой «консерватории» неправильно.

А вокруг кипела нормальная человеческая жизнь. Шли стройки в городках и селениях, копали котлованы под фундаменты моего «дворца», водонапорной башни и храма, расширялись расчищенные территории под пашни и пастбища, пошла уборочная по весной распаханному и засеянному, закрутилась молотилки, улучшались рыбалка и усилилась заготовка «плодов дикой природы» на зиму…

«Люди, хлеб, железо» — три сосны в которых я блуждаю всю жизнь свою. Снова стало не хватать людей.

Гнедко — конь. В смысле: не тупая скотинка из рода Equus, отряда непарнокопытные, а злобное хитроумное существо с хорошо развитой интуицией.

В 1149 г. Андрей Боголюбский велел похоронить своего израненного в бою коня, «жалуя комоньство его». Как я уже говорил, князь Андрей — с конями был дружен. И — большой оригинал: другие торжественные похороны коня-храбреца в христианской Руси — мне неизвестны.

«Кони — это люди. Только — другие».

Эта мысль показалась моим утомлённым мозгам неожиданно глубокой.

«Дурная голова — ногам покоя не даёт» — русская народная мудрость.

Предполагаю — смысл у народа, как у меня: не только своим не даёт, но ещё больше — чужим.

Хозяйство моё разрастается, стремление везде поспеть, посмотреть, составить собственное мнение… Не-не-не! Указывать я не буду, по всем вопросам — есть приказной голова, к нему. Но знать — хочу.

«Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать».

Хочу «лучше».

В реале это означает пол-дня в седле. Пространство большое, времени нет — поэтому верхом. А при здешних рельефах… Бедный Гнедко. Я-то расту, а он-то нет. Табуретина самоходная. Ходит-то он сам. Но со мной на спине — всё тяжелее.

В тот день ему как-то особенно много досталось. С моей тушкой в седле вверх-вниз, вверх-вниз… Я в какой-то момент глубоко призадумался, а он повернул не в ту сторону. Не вверх, на «Гребешок», а по ровному, к Оке, мимо откоса этих… Дятловых гор.

Гнездовье у меня тут. Вполне по названию.

Когда я заметил, куда он направляется… подумал и вспомнил, что давненько туда не наведывался.

«Нужно уметь отдыхать. Особенно — от своих мыслей».

Пусть везёт куда хочет.

Не извозчик, не по мостовой, шмонать меня Гнедко точно не будет. Скорее — копытами запинает. А так — всё правильно.

Оказалось — конь синтуичил правильно.

Приехали на «Окский двор». За верхним концом Дятловых гор поставлен «приёмный покой» — постоялый двор для гостей с Оки. Блок-пост с функциями санпропускника и гостиницы.

Точнее: первая очередь, самое необходимое. Мостки, амбар, две избы, банька. Рядом — вторая очередь, уже начата. Посмотрел, с прорабом потолковал. Нормальный мужик, можно двигать его дальше…

– Господине! Там, кажись, биться собираются.

Коневодом у меня Алу, углядел с седла свару у пристани. Молодой, любопытный, головой целый день крутит. И откуда только силы берутся…

Работнички — развлекухе обрадовались, покидали брёвна да носилки, похватали топоры да дрыны и к реке.

Ну и я на Гнедка своего… о-хо-хо… взгромоздился. И как им не надоедает… Но не зря ж скотина божья так сюда рвалась? Съездим-поглядим.