В Бирюк - Понаехальцы

– Ты убил моего человека, тиуна Колотилу.

В ответ… Ни попыток уклонения, типа: это не я убил, это из людей кто. А я не приказывал. Ни раскаяния. Вроде: бес попутал, виноват, извини-прости.

Отнюдь.

– Да. Я твоего слугу велел зарезать. Ибо он посмел мне, владыке Ростовскому, перечить. Толковать о том, что это твоя земля. А земля — вся — божья! И я, слуга божий, и тебе, и слуге твоему любому — начальник. Владыко. Вы все — в воле божьей. Через меня открываемой. А дурень тот — лаяться вздумал, десницу на слугу божьего воздвиг. Жизнь и смерть человеков — в воле провидения. Чрез меня исполняемой. Господу воспрепятственникам — смерть. Казнь не промедляемая.

Всё это активно перемежается Иоанном Богословом, Апостолами и Пророками, Евангелиями и проклятиями.

Что ж, верно сказал Иоанн Златоуст:

«Ад вымощен черепами священников».

Придётся подкинуть чертям материала. Для тамошних тротуаров.

Вздёрнуть упрямца на дыбу, пройтись огоньком да кнутом? — Ноготок… отсоветовал. Мужик упрямый — может сдохнуть в процессе. Без подручных не обойтись — звона не избежать. Пытать архиерея в «Святой Руси»… не есть хорошо.

Николай намекнул… Федю можно и голодом… Как несколько лет назад заморили Новгородского епископа Нифонта в Киеве — попал владыко не ко времени. Да и предерзок был. Перед лицом Изи Давайдовича.

Изя в тот раз Великим Князем всего-то несколько месяцев просидел. Но Нифонта успел угробить.

Я же, поразмыслив об ибн Саббахе, рассудил иначе.

Для «Старца Горы» убийство противников — способ внушения страха. Смерть Калауза — этих оттенков не имела. Чистый функционал: «переменить правителя».

Однако ж, суд и устрашение — в деятельности правителя должны присутствовать. Как в сказке: «Намёк. Добрым молодцам — урок».

В правосудии — и «недобрым» тоже.

Мы начали готовить суд над епископом Ростовским.

Фигня! «Умные мысли — тонкая оболочка чувств».

По Бенджамину Франклину:

«Так удобно быть разумным существом — это позволяет человеку найти и придумать причину для всего, что он намеревается сделать».

Я ненавидел Феодора. Я ненавидел всё то, что он олицетворял. Веру в бога, суеверия, превращающие нормальных русских людей в толпу восторженных убийц беззащитных женщин в Ростове. Присвоенное право повелевать. Обдирать нормальных людей до нищеты, до голода, превращая их труд, их хлеб, их жизни — в золотое шитьё своего шелкового подрясника или янтарные чётки «лесенкой». Право лезть в мысли, в душу.

В мою, твою мать, душу!

«Свобода совести».

Это не «свобода от совести». Это вообще — не свобода. Это — условие. Обязательное условие существования. Инстинкт. Как дыхательный, глотательный. Нет — сдох. Для меня — так.

Если моя «совесть» не свободна, значит — она не моя. Не мною выстраданная, продуманная — так, впихнутая. Ботало на шее.

Они присвоили себе право владеть миром, землёй, людьми, их имуществом, их душами, целями, ценностями, этикой. Следуя чему-то, что они обозвали «волей божьей». Право насаждать это «рабство душ» — дубьём монахов, мечами «кованных», ножами «верных». Гвоздями, которыми по приказу Феодора, прибивали к воротам дворов тех, кто пытался защитить себя, свои семейства…

Вердикт был мне известен заранее. Не тогда, когда прошёл суд, не тогда, когда его привели ко мне в горящей Балахне — ещё в Ростове. Когда топили Новожею и других.

Вердикт: «в реале — лишний».

«Неправедный суд»? — Да как хотите!

Феодора кинули в одиночку на нижнем уровне подземелий, посадили на хлеб да воду. И занялись его окружением. В ночном бою погибли воины и частью младшие слуги. Начальство… в «штабе» отсиделось. С тем, чтобы теперь посидеть в моих застенках.

Две недели я почти не выходил из пыточных подземелий. Обе, построенные на тот момент «московские» дыбы — ни минуточки не простаивали. Едва одного терпилу снимали и начинали отливать водой, как на его место водружали другого.

Трифа, которую я, в числе прочих грамотных, привлёк к протоколированию допросов, проблевалась трижды. И совершенно перестала есть.

Среди молодёжи — привлечённых писарей, служителей, было два… необратимых случая. Один — попытался организовать побег. Этим… «святым праведникам». Со смертельным исходом для всех участников, естественно. Другая — повесилась. От осознания мерзости этих «святых».

Увы, у меня не было достаточно подготовленных к такой работе людей.

Коллеги, вы когда-нибудь к подручным палачей сочувствие испытывали? Острое ощущение жалости, необходимости их поддерживать, позаботиться об их душевном состоянии? — А вы зайдите «с этой стороны прилавка».

Мы с Ноготком смогли опробовать весь арсенал наработанных методов «правдоискательства».

Как я предупреждал, использование раскалённых иголок при работе с ногтями испытуемого — «вызнать подноготную» — одноразовое мероприятие. Быстро утрачивается чувствительность.

Игры с грызунами по Оруэллу — дают большой индивидуальный разброс, технологически сложны, часто — необратимы.

Интересен вариант обработки по-Гуатанамовски — «утопление в водопаде»: падающей на закрытое тряпкой лицо водой. Динамика мощной струи сбивает концентрацию объекта. Для некоторых персонажей хватало 30 секунд. Но в условиях средневековья, где водопроводные сети не развиты, в подземелье, где были проблемы с канализацией… — ограничено.

Очень эффективна простая «стойка». Я использовал вариант «по-асадовски», но и разновидность, после которой Туполев в НКВД дал показания на всех авиаконструкторов Советского Союза — тоже вполне.

«Как ты знаешь, я довольно грузен».

Главное достоинство — ничего делать не надо. Привязал и часа через два-четыре уже можно спрашивать.

«Электрошокер чемоданного типа» — очень помогает. Но объект должен пройти и воспринять предварительную словесную обработку. Выслушать лекцию об миниатюрных «молониях божьих», о поэтапном выжигании ими души человеческой из живого тела.

Опробовали различные наркотические и психотропные смеси. Мара тоже дневала и ночевала в застенке.

Здесь важно разделять явное, демонстративное применение и тайное, внезапное.

Чисто например: человек ложиться спать нормальным, а просыпается… нанюхавшись, например, конопли.

– Где я?! Кто я?!

Головокружение, скачки кровяного давления, потеря ориентации, «стада мурашек» проносящиеся по телу, изменение тембра «внутреннего голоса», болезненность навязывания переключения фокуса внимания, некоторые акустические аберрации… В этот момент инстинктивной паники, потери самого себя — реализовать уместное воздействие.

Не для всех подходит. Момент надо чётко поймать. Я сам, например, при сходных воздействиях переходил в режим полной созерцательности. Просто терпел, как при перепое. А общая чувствительность теряется.