Елена Хаецкая - Ульфила

И стал Фритигерн думать, размышлять и ломать себе голову.

Гуннов еще не видел и каковы из себя, не знал. Мундериха послушать (а тот едва ли не в первый день был допрошен во всех подробностях) – так подобны они снежной лавине, несущейся с гор, разливу Дуная, безудержному степному ветру. Не в силах смертный человек их остановить, как не в силах удержать в кулаке бурю. Словом, либо под копыта их коней ложись да помирай, либо же склонись перед их дикими вождями и вместе с ними беги.

Помирать под копытами Фритигерну совершенно не хотелось. Гуннское владычество над собой признавать тоже не входило в его расчеты.

Куда ни кинь, а одно получается: придется, пусть и временно, идти под руку более сильного владыки. И владыкой таким был ромейский император.

Почва для подобного шага была уже подготовлена. Вези Фритигерна – с Валентом одной веры. Мирный договор с Империей скреплен и, можно сказать, ненарушим вовеки. Во всяком случае, на ближайшие пару лет – точно.

Да и тропинка в Империю протоптана. Разве Ульфила не увел в Мезию своих христиан? Тогда спасались от гонения – и сейчас то же самое. Вот, несутся варвары, дикие и неукротимые, хотят христиан-вези погубить. Приюти же единоверцев своих, император ромейский, спаси нас от верной смерти.

Такая сладкая трава для нашего скота растет в подвластной тебе Фракии, такая черная там почва льнет к лемехам плугов, чтобы выросла наша пшеница, так широк Дунай, отделяющий дивную эту землю от ужасных гуннов.

Словом, положили вези глаз на Фракию, которая им очень подходила для жизни, с какой стороны ни посмотри.

И стали большими лагерями на берегу Дуная, лицом к Империи, спиной к степи, и все ежились и лопатками дергали – гуннских стрел в спину ждали.

К Валенту посольство отрядили.

Ульфила в то время при Фритигерне находился. Считал своим долгом приглядывать за новой паствой.

И вот призвал Фритигерн епископа своего и все соображения насчет Фракии ему высказал. И про черную землю, и про пастбища, и по поводу дорожки, для везеготов в Империю им, Ульфилой, много лет назад проложенной.

– Съезди, епископ, с моими людьми к императору. Они-то косноязычны, могут брякнуть что-нибудь не то, а ты ему все правильно втолкуешь.

Ульфила, конечно, не мог не понимать, что Фритигерн попросту использует его. Но сейчас Ульфилу не занимало истинное отношение к нему Фритигерна.

Каждый день он видел, как бесконечным потоком шли и шли на берег Дуная люди. По вечерам их костры пылали так далеко, насколько видел глаз. Все были голодны и испуганы. От лагеря к лагерю в надежде поживиться шныряли дети. Если ловили на краже, то били, невзирая на малолетство, – другой раз не попадайся.

Среди беглецов было немало христиан, но в утешении нуждались не только они, но и язычники.

Впервые гордым вези было страшно. Что-то увидели они в степи такое, чего не бывало прежде.

И потому согласился Ульфила помочь Фритигерну.

Император Валент сидел в Антиохии и все его помыслы были заняты персами. О царе Шапуре думал неотрывно, как жених о девственной невесте.

А тут его донимать начинают россказнями о новом, прежде не слыханном неприятеле. Откуда взялся? Что за гунны такие?

Так, мол, и так – от извращенного соития злых духов с ужасными ведьмами народились…

Тут Валент руками замахал и велел поскорее комнату окурить благовониями – благо в Сирии их было много разных – от сглаза и порчи.

Боялся Валент колдовства, хоть и любопытствовал. Замирая от ужаса, книги магов читал, не оторвать его было, а после плевался, от страха трясся и жег их публично.

Окурили комнату, императора успокоили. И он расспросы продолжил.

А как у нас-то они появились?

Через непроходимое болото Мэотийское перешли. Им волшебная лань, теми духами посланная, дорогу показала. Шли за ней по чудесному броду, шли – вот и…

Опять курения потребовались.

Затем Валент объявил, что все эти гунны – бабьи сказки, зловредные суеверия и вымысел. Другое дело – Шапур…

Но забыть о гуннах Валенту не дали. Спустя неделю опять доложили: гунны-то остроготов из плодородной долины Днепра выперли, Германарих, бельмо это на ромейском глазу, через них злой смертью помер. А еще, ваше величество, гунны крепко намяли бока Атанариху.

Очень хорошо, сказал на это Валент. И опять успокоился.

И вот тогда, как снег на голову: посольство от варваров.

Везеготское посольство к Валенту в Антиохию Сирийскую возглавлял Алавив – вот кто с ромеями разговаривать умел. Если не понимал чего, если смеяться над ним, варваром, пытались высокомерные имперцы, если на лжи ловили Алавива – не терялся; замолкал и в глаза смотрел холодно, точно такое ему открыто, о чем лучше и не спрашивать. И смущались ромеи под этим взглядом.

Фритигерн об успехе миссии почти не беспокоился. Где Алавив невнятной угрозой своего не добьется, там почтенный старик епископ веским словом убедит.

Вместе с остальными вошел Ульфила в антиохийскую резиденцию властителей Восточной Римской Империи. Все так же прекрасны были ее сады за высокими белокаменными стенами, все так же богаты дворцы, никуда не исчезла изысканная красота фонтанов и статуй. Если подумать, не так уж много времени прошло с того дня, как был здесь Ульфила впервые. Человеческая жизнь – не срок для большого города.