Пюрвя Мендяев - Слава Богу! Они все снова мертвы!

Теперь нужно было ответить на другой важный вопрос. Кем была организована охота? Здесь тоже не пришлось долго думать. Германская разведка. Больше просто некому. Только она могла иметь такой мощный ресурс в Астрахани. Так что сомнений тут быть не должно. После данного разбора на душе стало спокойней. Всё-таки есть возможность что-то, даже в таких запутанных обстоятельствах понять.

Следующий вопрос, на который нужно было найти ответ. Как суметь покинуть остров и увести с него Джа-ламу? Но для ответа на этот вопрос пока не хватало данных. Здесь Маккиндер немного отвлекся от анализа событий прошедших дней и стал вспоминать некоторые детали вечернего разговора с Джа-ламой. Джа-лама говорил следующее:

— Я вспоминаю старую историю о сапожнике, который пришел к монаху и спросил, его о том, какое ему будет наказание, ведь из-за того, что у него много работы, ему часто приходится пропускать утреннею молитву. На что монах, спросил, что же делает сапожник, в тот момент, когда должна была, произносится утренняя молитва. Я в этот момент глубоко вздыхаю, ответил сапожник. И тогда монах сказал, что этот вздох и есть самая лучшая утренняя молитва. Но главное нужно понять, что нет никакой разницы между буддистской практикой и обычной жизнью. Если поймешь, что сансара нирвана, то всякая твоя печаль полностью пройдет. Любая человеческая деятельность подобна буддийской практике и строится на работе с 4-мя сакральными энергиями, ровно, так же как и любая иная деятельность. Это следующие четыре энергии — энергия начала, энергия отсечения, энергия продолжения или удержания, и наконец, энергия завершения. Каждая из этих сакральных энергий имеет своё особое предназначение и используется в соответствующий период жизни и работы. Без понимания того как правильно работать с данными энергиями можно допустить массу ошибок в жизни и на работе. И в буддийской практике. Поэтому и любую деятельность нужно воспринимать как продолжение буддийской практики. Для того чтобы начать молитву мы обращаемся к энергии начала, потом мы отсекаем все лишнее, что может отвлечь нас от сути нашей практики. Затем мы прикладываем силы, удерживая себя от того, чтобы бросить начатое дело. А затем мы завершаем нашу практику и делаем посвящение заслуг.

То же самое мы совершаем, когда работаем над выполнением любой нашей задачи и любого нашего проекта. Сейчас я подробно, попробую рассмотреть именно первую энергию, энергию начала. Энергия начала, она связана с состраданием или, по буддистским канонам говоря, с бодхичиттой. То есть, почему именно сострадание? Понятно, что сострадание — это само по себе вроде бы абстрактное понятие, но когда человек видит страдание своей семьи, страдание своих детей, близких, отца, матери, людей, у которых нет возможности реализовать какие-то свои желания, какие-то свои пожелания, может быть, даже какие-то глупые и не очень необходимые вещи приобрести. Тогда это сострадание — это желание дать людям близким, дать кому-то возможности превращается у такого человека в страстное желание достигнуть каких-то целей в своей жизни. Это все и дает ту колоссальную энергетику, которая чаще всего и питает человека, дает ему возможность, скажем так, начать какой-то большой проект, добиться какого-то успеха. Энергия начала — это та энергия, которая питает нашу силу, дает возможность нашей самореализации состояться. Она основывается на сострадании, сострадании к каким-то людям, которые тебе небезразличны. А может и к каким-то группам людей, организациям. По большому счету не суть важно к кому конкретно, главное, скажем, сила чувств, которое вызывает это сострадание. Если это сострадание большое, сильное и, скажем, оно обладает само по себе какой-то высокой частотой или, скажем, высокой интенсивности, понятно, что у такого человека, у которого есть способность к такому большому состраданию, естественно и будет большая возможность превратить эту энергию сострадания, энергию начала, в какой-то успешный проект. Но тут тоже не все так просто.

Маккиндер стал медленно клевать носом, медленно погружаясь в сон. Но тут что-то привлекло внимание английского джентльмена. Некое непонятное тревожное чувство посетило его. Он отбросил в сторону сон и стал внимательно прислушиваться к раздающимся вокруг в ночной тишине шорохам и шумам. Через какое-то время ему показалось, что в коридоре послышались чьи-то осторожные, крадущиеся шаги. Дверь в комнату не открывалась, но каким-то непонятным чувством Маккиндер определил, что нечто уже вошло в неё. Было странное ощущение того, что в комнате кто-то незримо находится и этот кто-то сейчас стоит прямо возле кровати, на которой лежал англичанин. И вот медленно, словно во сне Джон Маккиндер стал ощущать в голове нарастающий шум, который буквально в течение нескольких секунд превратился в ужасающую какофонию. Казалось, что в этом шуме смешались в едином крике тысячи наполненных безмерным страданием голосов людей, которых подвергали жесточайшим истязаниям. С каждой секундой крики становились, всё более отчетливыми, уже можно было отличить отдельные крики женщин, детей, которые явно терпели какую-то смертельную муку. Они взывали к помощи, но помочь им было некому, их забивали, словно скот тысячами, и спасения от жестокости убийц, от их затупленных бесконечным смертоубийством ножей не было никому. Это был какой-то ужасающий конвейер смерти. Он увидел огромные кожаные мешки, в которые складывали просто пропитавшиеся человеческой кровью китайские воины детские уши. И тут одно еще теплое ушко, отрезанное буквально недавно у малыша ойрата упало на землю, и воин стал искать его в грязи, причитая, что император хочет получить в подарок от командующего их армией 2 миллиона детских ушей, и поэтому каждое ухо теперь на пересчет.

Дальше Маккиндеру показалось, что перед ним возник силуэт старца, одетого в черные пыльные кожаные сапоги, с изогнутыми носками, это единственное, что можно было разглядеть. Весь остальной облик был, с одной стороны различаем, с другой стороны не имел какой-либо твердой формы, каких-либо ясных очертаний. Как-то сразу стало понятно, что источником кошмарного шума, который влезал тысячами голосов в сознание, была голова этого странного старца. Наконец, Маккиндер взглянул в глаза старца, которые как два синих маленьких фиолетовых облачка светились в темноте. И там он увидел, сквозь мутную пелену тумана бездонных глазниц, огромное количество умирающих в жесточайших страданиях людей. Они, женщины, маленькие дети и старики, изрезанные на куски большей частью плавали в лужах собственной крови или барахтались в своих собственных выпущенных наружу беспощадными убийцами внутренностях. Было похоже на то, что эти люди никак не могут умереть и муки их длятся уже многие годы. Из бездны на Маккиндера уставились глаза — тысячи глаз, глаз без лиц, глаз, выдранных с множества лиц. Глаз, составляющих пары и существующих поодиночке. И все они смотрели прямо на него. Были здесь совсем маленькие детские глазки, глядевшие с задумчивой невинностью; глаза, налитые кровью и горевшие устрашающим огнем; был глаз распутника и мутный, слезящийся глаз дряхлого старика. И все они звали Амурсану, звали, с неизбывной мукой вглядываясь во тьму.