Андрей Горн - Дух трудолюбия

— Вы, le jeune homme, сейчас меня разыгрываете? Не люблю!

— Надежда Яковлевна, тут нет никакого розыгрыша. Но давайте сейчас оставим этот разговор. Просто мне нужно идти, в мастерскую Арбузова, на практическую, не хочу опаздывать. А на днях через Анфису просто передам вам свои эскизы по одежде. На вольную тему. Свои фантазии. И вы просто убедитесь в этом сами. А теперь, за сим разрешите откланяться? Спешу, знаете ли. Очень!

— О, Сереж, сызнова рисуешь? — с этими словами на соседнюю кровать запрыгнул и после вольготно разлегся Петька.

— Ну да! Госпоже Ламановой, наставнице Анфисы. Исполняю данное ей обещание.

— Покажь! Фуу, дак это-ж бабское шмутье, Сереж. Как можно?

— Ну да. Рисую. А что тут такого, Петь?

— Как что?! Не должно так! Кажный должон своей надобностью заниматься. Мужику — мужиково, а бабе…

— Ну не знаю. Я ничего такого тут не вижу. Нравятся вот мне красивые девушки. Рисую, как их вижу, по просьбе Надежды Яковлевны. Разве можно ей в этом отказать?

— Да-а, тут ты прав, оную девушки боятся, бо страшна она в своем гневе.

Следующим днем перед практической отдал Анфисе листки с почеркушками. Рисовал схематично, как в маминых журналах. Девушки в пальто и брюках, платьях, кофтах, блузах, в обуви. Получилось похоже. Хотя, наверняка есть отличия. Только вот столкнулся с непонятной мне Анфисиной реакцией. Она отреагировала на них как-то странно. Взяв листки, посмотрела их, вскинула глаза, сильно покраснела, потом снова уткнулась в листки, потом подняла голову и со злостью, чуть не плача, сказала:

— Дурак ты, Сережа, петый! Идиот! Как я это Надежде Яковлевне покажу, а?

Размахнулась, ударила по плечу маленьким кожаным портфелем, развернулась и с моими листками убежала.

Стою в ступоре. И чего она? Неужели из-за девушки на берегу? Ну в купальнике она. Ну да. Бюстгальтер и трусы на ней. Чего такого? Ну пошутил я! Что она, шутки юмора не понимает? А в чем тогда летом девушки к заливу плавать ходят? А действительно, в чем они ходят?! Ах, ты ж бли-и-н, да они ж наверняка там в панталонах!

Мастерская мадам Ламановой.

— Надежда Яковлевна — в мастерскую быстро вошла раскрасневшаяся Анфиса, от распиравшей ее злости даже забыв сделать книксен наставнице — Вот! Вот! Только посмотрите на это!

— Анфиса, ma fille, на тебе лица нет. Успокойся! Вот, выпей воды! Что случилось!

— Мне вручили ось ЭТО!

— Андреич, да не знаю я, что там можно. Ну ткните меня носом, я все сделаю! — рядом с нашим мастером сокрушался мой знакомый любитель анекдотов, оказавшийся первым инженером мастерской Геннадием Николаевичем: — И даже в голову ничего путного не приходит.

— Да ты че, Геннадий, окстись! Через месяц у нас императорская приемка намечается, сам знаешь. А у нас не еще готово. Головы полетят, знаешь же! Не взыщи! Емельяныч наш уж дергается. Тут не думать, делать надо! В общем так, Геннадий, еще день сроку тебе и ждем твоего решения!

В очередной раз выходя из раздевалки, я случайно стал свидетелем этого разговора. Уши греть не стал, уйдя в цех на практику. По ее завершении я снова встретил Геннадия Николаевича, по лицу которого было видно, что он о чем-то крепко задумался.

— Геннадий Николаевич, вам чем-то помочь?

— А-а-а-а, Сережа…нее…вряд ли ты сможешь мне помочь. И не знаю, кто бы смог.

И что-то решив для себя, добавил:

— Хотя…а ладно, была не была. Давай попытаюсь. Сережа…говорят, устами младенца глаголет истина…пойдем со мной…Мне нужно твое мнение со стороны. Язык ты за зубами, надеюсь, держать приучен?!

Я кивнул, характерным движением показав закрытый рот на замок, мол буду нем, как рыба.

Инженер, махнув охране у входа, состоявшей из двух крепких молодцеватых мужиков с выпирающим, похожим на пистолеты, оружием на боках, мол, он со мной, провел меня в святая-святых. Тот самый, «секретный зал» мастерской, где в углу не менее большого помещения на стенде стоял остов будущего паровика небольших размеров.

— Вот гляди, Сереж. То, чем я и наша мастерская сейчас занимается. Подарок это для…тс-с-с…княжны, ее высочества…больше не жди…не скажу. Ну так вот. Задачка тебе. Представь. Вот ежели бы ты был на моем месте и делал паровик для молодой красивой девушки, которая будет им самолично управлять, какой ты видишь эту конструкцию.

— Ну-у-у…я задумался… во-первых, сразу поменял бы рычаги управления…уж больно неудобные они у вас. Девушке в платье явно будет неудобно. Вот эти рычаги — левого поворота и правого — заменил бы вот в этом месте на один руль в форме небольшого колеса.

— Колесо? Сюда stuurwiel [11] штурвал с корабля аль дирижабля?!

— Да не-е! Там большое колесо, а тут маленькое надо. Я нарисую.

— Ну-ка ну-ка…интересно, как ты видишь…продолжай!

— Заменил бы вот эти большие резинометаллические колеса на колеса поменьше с резиновыми шинами с надувными покрышками внутри! Для более мягкого и комфортного движения в дороге.

— Сделал бы крышу, убирающуюся в яркий солнечный день и опускающуюся в холодный или дождливый день. Или сделал бы съемную крышу…

— А как ты себе мыслишь…ан нет… продолжай!

— А тут…

Разговор длился еще с полчаса, благо практика уже закончилась. Накидав ему пищи для размышления, я стал разговор потихоньку сворачивать, к вящему неудовольствию Геннадия Николаевича. Нужно было бежать в приют, пока мое отсутствие не заметили. Взяв с меня слово, что к завтрашнему дню я нарисую ему наглядные эскизы своих идей, инженер отпустил меня.

— Вот стервец! Вот фантазер! А ведь умен, мыслей толковых эвон сколько мне накидал! Это ж надо так додуматься! Но есть в них что-то. Есть над чем задуматься! Эх, кабы встреть его пораньше, но кто ж знал! Если к завтрему он что толковое нарисует, может Андреича попрошу парня к нашему делу подключить? Тянется малый к технике, ох тянется!

Лавка «Iосифъ Фрутте». Торговый зал.

— Здра-а-авствуйте! Кого я вижу! Ипполит Матве-е-евич! — вкрадчивым голосом управляющий приветствует вошедшего полноватого мужчину в унтер-офицерской полицейской форме.

— Йозеф, зачем звал!

— Что так грубо! Может свидеться хотел со старым товарищем!

— Катайский волк тебе товарищ!

— Ну полноте! Дело есть.

— Изволь!

— Розыск нужон. Гимназистик один тут меня обидел. Мою вещь украл. Надобно бы вернуть.

Вкладывает в руку гостя тоненькую пачку новеньких ассигнаций.

— Видел кто? Приметы особые? Одаренный?

— Мои люди. Гимназист. Просто школьник.

— Гимназист?!

— Ага!

— И розыск?!

— А как же!

— Мало!

— Ох, Ипполит Матвеевич! Старый pieniek становлюсь. Запамятовал!

В руки гостя вкладывается еще одна пачечка ассигнаций.

— И маленькая просьба у меня. Чтоб тихо и никто!