Константин Калбазов - Фаворит. Книга 3

Сказать, что полковник Савенок был зол, это не сказать ничего. Он был в бешенстве. Пусть не бесновался в своем шатре, не бросался на каждого встречного поперечного, и не раздавал идиотских приказов. Что в общем-то вполне свойственно командующим, пребывающим в сильном расстройстве чувств.

Подумать толь, расстояние которое он планировал преодолеть всего-то за трое суток, его хуфа* проделала только за неделю. Это просто уму непостижимо.

*Хуфа – в польской армии до середины восемнадцатого века подразделение или отряд из нескольких полков. Командовали как и полками, полковники.

Хорошо хоть с переправой все прошло так, как и планировалось. Саперы вполне управились за отведенные двое суток, соорудив наплавной мост. Благо с лесом в этих краях нет никаких проблем. Конечно была опасность того, что время будет потеряно и тут. Но странное судно, вооруженное не менее странными и загадочными полевыми мортирами, удалось отогнать с сравнительной легкостью. Спасибо пушкарям, которые даже обрадовались, когда наконец смогли достать до надоевших им коллег с противоположной стороны.

Правда, тем все же удалось в очередной раз пустить наступающим кровь. И потери убитыми и ранеными, уже перевалили за пять сотен.

Но зато, когда они ночью попытались устроить очередной налет, их удалось накрыть. Не сказать, что все столь уж вышло удачно. Случился ночной бой. И пусть, не удалось завладеть ни одной мортирой, на этот раз, этим бестиям, предпочитающим наносить удары исподтишка, удалось хоть как-то пустить кровь. И если бы не их привычка каждый раз при виде шляхтичей подаваться в бега, то там бы им и пришел конец. А так…

Ротмистр Острожский, командовавший переправившимся отрядом из двух хоругвей и двух пехотных рот, предпочел не увлекаться преследованием. Уж больно противник у них на этот раз коварный. Полковнику казалось, что по этой части никому не переплюнуть турок. Но те перед дружиной боярина Карпова, были сущими младенцами.

И наконец все позади. А вот враг теперь уже перед ним. Этот негодяй все же решился выступить в открытом бою. И выбрал для этого узкий участок, между Великой и языком одного из многочисленных в этих местах болот. Его не обойти ни справа, ни слева. И потому он рассчитывает на то, что сможет удержать этот узкий участок, шириной не больше полуверсты. Ох зря он так решил.

Да, хуфа понесла существенные потери. Вот только это ничего не значит. И уж тем более, коль скоро Карпов решил выйти в чистое поле. Никакие ухищрения и полевые заграждения на которые идут все армии, дабы противостоять доблестной шляхетской гусарии, русским не помогут.

Во-первых, Наблюдая за этой жидкой полоской пехоты, полковник Савенок ничуть не сомневается в том, что заграждений в виде одних только волчьих ям, там более чем достаточно. А потому есть и во-вторых. Он не собирается отправлять в бездумную атаку, элиту кавалерии. Три гусарские хоругви останутся в тылу, на случай вылазки из оставшегося позади Острова. Уж в чистом-то поле, им никто не сможет противостоять. Замятлинцы же столкнутся с чем-то для них необычным.

- Господин полковник, пушки готовы открыть огонь,- доложил подскакавший порученец.

Полковник еще раз осмотрел поле предстоящего сражения. Не сказать, что тонкая линия солдат, виднеющаяся вдали, достойная цель для пушечных ядер и гранат. Но с другой стороны, он все же кое-чему научился у Карпова. И если есть возможность нанести противнику потери на значительном расстоянии, то нужно ее использовать. Даже десяток убитых солдат противника, чего-то да стоит.

- Передайте приказ фон Ланге, пусть открывает огонь.

- Слушаюсь, господин полковник,- задорно ответил молодой порученец.

Ага. Не один Савенок искрошил себе зубы в бессильной ярости. Все шляхтичи уже доведены до последней стадии терпения, в жажде дотянуться-таки до глотки этих ненавистных и бесчестных ублюдков. Ну что же. Осталось недолго. Да чего там. Уже началось.

Сначала вспухли молочно белые облачка. И одновременно с этим, подчиняясь командам, солдаты поспешили укрыться в окопах. И вовремя. Одновременно с басовитым орудийным грохотом, по позициям батальона ударила дальняя картечь*, вздыбившая на брустверах и перед окопами множественные фонтанчики земли.

*Артиллерийская картечь подразделялась на ближнюю и дальнюю. А так же имела множество разновидностей по массе от 37 до 250 грамм. К дальней относилась тяжелая картечь, способная поражать противника на дистанции до 800 метров. В щит имитирующий строй попадала 1/7 часть пуль, заряд дальней картечи в среднем составлял порядка 40 пуль.

И тут же послышался душераздирающий вопль. То ли командир припоздал с командой. То ли солдат замешкался. С этим потом обязательно разберутся. Боярин не позволяет расслабляться командирам и наплевательски относиться к своим обязанностям. Даром что ли, жалование положил столь высокое, какого ни где больше не сыскать. А вот бедолагу жаль. Ранение от крупной картечи по определению не может быть легким. Она ведь руки и ноги отрывает. Ну, может на трехстах пятидесяти саженях* той силы уже и не будет. Но все одно изрядно.

*Сажень – старорусская мера измерения расстояния равная 2,13 метрам.

Представив себе раненого, Митя нервно сглотнул. Спаси и сохрани от такого. Если случится, так лучше сразу насмерть. Обретаться в этом бренном мире калекой не хотелось категорически. Оно конечно брат говорил, чтобы младший не маялся дурью, и занимался тем, что у него лучше всего получается. Но механика и заводы никуда не денутся. Он же себя уважать не будет, коли останется в стороне, когда беда пришла в дом.

Опять же, вот эти пушки, его детища. Конечно, многое подсказал брат, да направил в нужную сторону. Но все остальное от начала и до конца, работа Мити. А где лучше всего можно испытать оружие, как не в бою? Вот то-то и оно. Иван это и понял, и принял, пообещал самолично голову оторвать, коли младшенького убьют. И матушку помянул, которая будет безутешно горевать. Ну да, что уж тут поделаешь.

А вот и труба заголосила. Ну что же, пора и им браться за дело. Дистанция уже давно выверена. Прицелы выставлены. Это ляхи устанавливали свои пушки на новых позициях, прикатив их из своего лагеря. Его батарея, пока еще единственная, здесь уже четверо суток стоит, ворога поджидаючи. Так что, и к позиции приноровились, и пристреляться успели.

Два дня кусали кулаки, наблюдая за тем, как противник ладит переправу через Великую. Да только Иван запретил даже носы высовывать на открытое место. Не то, что палить по врагу. Боярин рассчитывал наподдать ляхам по сусалам так, чтобы надолго отбить желание соваться на Псковскую землю. И уж тем более, задевать богатое Замятлино.