Александр Борисов - Хрен знат

- Нехай! Чи впервой?

Пока отбивались тяпки, готовился торбазок, зной начал спадать. Стайки перистых облаков засуетились в небе, задевая боками солнце. Шальной ветерок встревожил залежи пыли, и пронесся наискосок, не разбирая дороги. От реки дохнуло прохладой. Робко заголосили лягушки. Запахло напоенной землей, угольной пылью и свежим покосом.

- Быть дождю, - встревожилась бабушка.

Дед не успел ничего сказать потому, что залаял Мухтар и в калитку заколотили громко, бесшабашно и требовательно.

- Отчиняй воротА, Степан Александрович! - раздались нестройные голоса.

Это были мужики со смолы, малость поддатые, а потому и веселые.

Дед отодвинул засов и тут же подался в сторону. Сначала проем заслонила спина дяди Васи Культи. Сдавая назад, он тащил что-то тяжелое. На багровой, от напряжения шее, пульсировала резкая жила. Потом я воочию увидел воплощение своего замысла: огромную виброплиту с ручкой из гнутой трубы. Со стороны движка, в самой тяжелой части, ее трелевал Петро. Улыбка блуждала на его загорелом лице. Ближе к углу рта, пожаром горела фикса.

- Принимай аппарат, хозяин, готовь магарыч!

Хозяин еще не обмолвился словом, а бабушка уже возмутилась:

- Еще что удумали! Куда ее, такую хламину? Сей же час вертайте назад!

- Ты, тетя Лена, не возникай! - огрызнулся Петро. -

Дурное дело нехитрое, унести никогда не поздно. Куда ставить, Степан Александрович? Понял, ага! Василь, заворачивай вправо!

В техническом плане, дед был неплохо подкован. Во всяком случае, с "Агиделью" всегда управлялся самостоятельно. Он внимательно осмотрел агрегат, проверил натяжку ремня, мысленно оценил двигатель, железо, объем работ и только потом спросил:

- Как же эта чертовина называется?

- Не знаю, - засмеялся Петро, - твой внук говорил, что "электротрамбовка", а другого названия для нее еще не придумано. Их всего-то три штуки на город: у вас, у меня и у сварщика с элеватора.

Дед, естественно, не поверил:

- Что вы мне голову морочите?! Где этот двигатель раньше стоял?

- На калибровочном сите.

- Ну?

- Ну, так раньше он сортовую пшеницу калибровал, а теперь будет двор утаптывать.

- Степан, - возмутилась бабушка, - ты бы позвал людей в хату! Негоже гостям под дверями стоять.

Наверное, и она поняла, что никакого огорода сегодня не будет.

- И пра, - согласился дед, - айда, мужики!

Дальнейшее было подчинено старинному казачьему ритуалу. Гости для проформы отнекивались, хозяин настаивал, хозяйка ждала у порога, с рушником в вытянутых руках. А я с нетерпением ждал, когда народ рассосется, чтобы сполна насладиться своим торжеством, потрогать руками воплощение давнего замысла, мой подарок деду из будущего.

Если сравнивать то, что я сделаю лет через сорок с гаком и то, к чему приложил руки неизвестный элеваторский сварщик, это земля и небо. Во-первых, плита из ковкого чугуна была тяжелее и толще моей. Во-вторых, качество сварки. Мастер, не напрягаясь, рисовал корабельный шов и, в отличие от меня, умудрился нигде не "насрать". А в-третьих, он работал с железом, которому нет сноса. Настоящее, выплавленное людьми для людей.

Была у меня в той жизни проблема с вибростолом. После замены подшипника, начало рвать болты крепления двигателя. Менял по десятку в день, пока "автоген-ака" из электросетей не надоумил. "Ты, - говорит, - наверное, болты покупные поставил? Никогда так не делай! Их сейчас лепят из порошка. Чуть где слабина - срезает на раз. Поставь старенькие, совдеповские, они не блестят, а работают".

Электромонтаж, скорее всего, выполнял Петро. Здесь тоже все было сделано по уму, только кабель коротковат.

А тем временем, в нашей большой комнате, набирало голос застолье. Круглый стол, как всегда, был застелен клеенчатой скатертью. В центре его красовался стеклянный графин с выпуклыми виноградными гроздьями на боках. Даже тень от него отражалась на гладкой поверхности насыщенным алым пятном. Когда оно выцветало, дед брал опустевшую тару, и спускался в неглубокий подвал, где в темной плетеной бутыли плескалось вино прошлогоднего урожая.

Бабушка была на ногах, она строго следила за тем, чтобы гости наелись от пуза. Для них это был полноценный ужин. Мужики, привыкшие к сухомятке, с удовольствием опрокинули по две тарелки борща и теперь, не спеша, ковыряли свои котлеты. Да только все равно захмелели.

Время от времени, все выходили во двор потабачить. Петро в пятый раз рассказывал, как подбивал сварщика Сидоровича на сверхурочный труд, как тот удивлялся, когда небольшая кучка песка, после пробной трамбовки, вдруг, обрела плотность слежавшейся глины, и все обращал внимание общества на качество шва: "Это ж он пьяным лепил!"

Потом все ушли в дом, но вскоре вернулись назад, чтоб привести в действие "чудо машину". Петро пошел на смолу за мотком кабеля и не вернулся. Дядя Вася отправился искать своего кума и тоже пропал. Дед еще с полчаса потынялся, покурил во дворе, сказал "черт его знает" и тоже ушел спать. Бабушка занялась уборкой, мытьем посуды, а я наведался на смолу.

Дядя Петя лежал в позе зарубленного кавалериста рядом с точно такой же виброплитой, как у меня. Только двигатель был немного новей. Наверное, он обо что-то споткнулся, потерял равновесие, а потом решил вообще не вставать, потому, что и так хорошо. Василий Кузьмич спал сидя, прислонившись спиной к колесу будки. Возле его ног визгливо брехал приблудный щенок.

Со стороны переезда послышался шум мотора. Сквозь дырку в заборе я приметил УАЗ "таблетку" с красным крестом на борту. Вздымая дорожную пыль, скорая помощь просквозила мимо меня и скрипнула тормозами у подворья Погребняков. Фельдшер в белом халате выпрыгнул с пассажирского места, достал из кузова саквояж и постучался в калитку. На шум, из своих дворов, высыпали соседи.

Я шагал на ватных ногах, душой понимая неизбежность происходящего. Минут через пять вывели дядьку Ваньку. На его пожелтевшем лице застыла беспомощная улыбка.

На углу, рядом с нашим проулком, стояла бабушка Катя - в неизменных калошах, халате и цветастом платке, маскирующим бигуди. Она цепко взяла меня за руку и требовательно спросила:

- Что с ним?

- Рак, - хрипло ответил я. - Через три недели сгорит.

Я еще спал, когда дед уехал на рынок. Сквозь закрытые ставни с улицы доносилась петушиная разноголосица. Лучик солнца, проникший сквозь узкую щель, обозначил на шифоньере яркую вертикаль. В маленькой комнате было тихо. Будильник указывал на без десяти восемь.

Бабушка хлопотала у летней печки. Она больше не грела мне воду для умывания. Во всяком случае, так было последние два дня. От этой простенькой мысли мне стало грустно. Я, со вздохом, оторвал от календаря еще один лист: воскресенье, 28 мая. Завтра меня не станет. Ах, как не хочется, чтобы это случилось в классе, во время урока, на глазах у Филонихи!