Георгий Юленков - Избранница Павла

"Что это со мной творится. Кровожадной какой-то становлюсь. Еще час назад о горячем душе мечтала, а тут, словно детство в одном месте заиграло. Так и хочется десантуре пакость какую-нибудь подстроить".

И снова десантникам пришлось на своем пути еще насколько раз видеть стартующие в метре от ноги ракеты. Паре бойцов даже пришлось прыгать в воду с внезапно загоревшегося под ногами моста. Правда, сгореть переправе не дали мокрые доски настила, но ярких впечатлений от пылающего моста вместе с горящими прибрежными камышами оказалось в избытке. Быстрый рывок преследователей по гаснущему мосту неожиданно прервался от резких неприятных звуков. На тропе за мостом один за другим рванули четыре взрывпакета. Преследователи ненадолго залегли. Но через пару минут отправили пару человек в обход. Когда те появились на месте недавней "гранатной атаки" вид у них был невеселый. Противника снова не было. Тщательный поиск признаков присутствия тут неизвестных снова привел десантников к развилке трех разных цепочек следов. Все три, из которых, через несколько сотен метров загибались обратно к реке. Капитан Бандура перестал ругаться. Теперь он был уверен, что "дичь" уходила в направлении аэродрома. Вот только время преследователями было уже упущено. Найдя след, погоня разделилась на три отряда, один должен был опередить беглецов у аэродрома, а два других продолжали идти по следам.

Спустившись на своем импровизированном плоту, как можно ближе к своей цели, два диверсанта вылезли на берег. По дороге они успели выложить еще одну памятку у татарского села, но на закладку третьего подарка времени практически не осталось. Павла решила не рисковать и отправилась к месту сбора.

В точку рандеву с Романом, Павла с Качалиным вышла немного раньше основной группы. Отправив Качалина высматривать остальных, она присела недалеко от своего бывшего противника.

Буланов сидел на камне, слегка скособочившись. Синяки на его лице уже сменили свой цвет с желтого на красно-фиолетовый. Оба молчали.

"Был таким балагуром, и вот нá тебе. Молчит как партизан. Хотя чего над ним смеяться. Он же этой своей агрессией от своих же страхов, видать, защищался. Создал себе образ непобедимого боксера и всем доказывал, что он такой и есть. А на самом деле… Да хрен знает, какой он на самом деле! Как же он теперь жить-то будет, когда все его "идеалы торжества силы" порушены оказались. Мда-а. Не хотела я так человека ломать. Может помириться мне с ним. А то не по-людски как-то. Небось, подумает, что я поиздеваться хочу. А пусть, что хочет, думает, а помириться я попробую".

— Ты, Роман, зла на меня не держи. В драке я тебя бил, конечно, не особо жалеючи. Но подлости, в том, как я дрался, и в помине нет. Договорились драться без правил, но лежачего не бить. Я это условие выполнил. Так что не надо меня подлым уродом считать. А то, что ты своего противника неправильно перед боем оценил, так это не моя вина. Поэтому за свои удары я извиняться не буду. Хочешь еще раз подраться, я к твоим услугам. А если согласен начать знакомство заново, то я тебе мир предлагаю. Ни в Киеве тогда, ни сейчас, ни в будущем мне с тобой делить нечего.

Буланов помолчал минуту, хмуро обдумывая услышанное.

— Где ты, Колун, так драться научился-то?

— Везде учился. Везде, куда жизнь меня забрасывала.

— Так бы и сказал в Китае. Чего хвостом крутить. Я такой техники боя даже у шпаны одесской не встречал. А уж я в юности хорошо подрался.

— Даже если я чему-то в Китае и научился, то этого все равно мало будет, Рома. Ведь даже в уличной драке, как правило, можно много нового для себя почерпнуть. И никакие тренировки человека непобедимым не сделают, если он всем пытается показать, какой он сильный.

— Как же, никакие. Вон ты своим Муай Таем, небось, каждый день там между полетами занимался.

— Эх, Роман, ну почему ты не хочешь понять. Настоящая сила, ведь не для того, чтобы ею повсюду размахивать. Если ты пытаешься задирать всех и каждого, то со стороны это выглядит, так будто бы это ты сам не уверен в себе, и все время что-то кому-то доказываешь. Мол, глядите какой я сильный, смелый и непобедимый. Будто бы окружающие видят тебя слабым и хилым, пока ты их в обратном не переубедишь. Ты Рома не обижайся, я ведь твою силу оценил, хотя слабым тебя и раньше не считал, но дело-то совсем не в этом. Вот скажи ты мне, кто мы с тобой такие?

— Ну, пилоты, мы. Сталинские соколы. Командиры. Еще комсомольцы, если ты об этом.

— Все вот это, тобой перечисленное, можно объединить в одном несложном термине, мы "мужчины-защитники". И сила нам нужна, тогда, когда иначе мы свое дело сделать не можем. А какое у нас с тобой главное дело? Да самое простое – Родину защищать. Только делать это дело нам с тобой надо умело, а главное с толком.

— Хм… — Роман, потер лиловеющий синяк на скуле. А Павла продолжила.

— Вот ты пилот бомбера, и в чем твоя сила заключается?

"Угу. "В чем сила, брат?". Раньше я прогульщиков воспитывала, а хулиганов либо просто распугивала, либо сразу в милицию сдавала, а теперь вот сподобилась альфа-самцу лекцию читать. Но объяснить этому "боевому кочету" бестолковость его бравады я все же постараюсь. А вдруг это он мою родню от врага спасать будет. Да и вообще оно для "главного дела" полезнее. Глядишь, и головной боли у вермахта в 41-м быстрей прибавится".

— Врага бомбить.

— В таком виде это пока только лозунг. Давай его поподробнее разберем.

— Только не говори мне, что ты бомбить так же, как драться умеешь.

"А ведь прав товарищ боксер. И мне если летать разрешат под крыльями бомбы таскать, может, придется. То есть, мы с ним фактически одним делом заниматься будем. А, значит, и мне самой это все полезным может оказаться".

— Я нет. Пока не умею. И еще буду долго и мучительно учиться этому. Хотя мы и истребители, но бомбить в будущей войне и нам придется. Так что не спеши Роман нас с бомбежки на берег списывать. А твою силу пилота-бомбера я тебе все же опишу. Ее можно разделить на разные составляющие. Первое и самое важное это сила духа. Преодолеть свой страх и выполнить приказ. Не сходить с боевого курса, даже когда зенитные разрывы уже вокруг кабины пухнут. Выть от боли, если осколком зацепило, но с боевого курса не сворачивать. Согласен со мной?

— Ну, допустим.

"Хоть и не особо сильно, но все же удивился. Небось, думал, что пилоты-истребители только себя "богами неба" считают, а других в грош ломанный не ставят".

— Вторая по значимости сила. Это сила ума. Ты командир звена бомберов. Тебе дали задание, которое выполнить почти невозможно. ПВО там жутко сильная, или истребителей тучи вокруг цели вьются, сейчас для моего примера детали не особо важны. Но если планировать налет шаблонно без фантазии, то все самолеты твоего звена до цели не дойдут. Дух свой покажешь, но задачу не выполнишь. А людей и технику бесполезно угробишь. Вроде и не твоя это ответственность, ты ведь как-никак приказ выполняешь, но твоим-то погибшим ребятам, какая разница будет? От такой нашей силы духа только врагу будет польза. А вот если придумать хитрость, например, с тылу зайти, а? Или погоду использовать, особенности местности и психологию врага. Ведь у врага нашего свои уставы имеются, и по ним он и живет, а значит, в определенных условиях становится предсказуемым. Вот если с умом что-то из этого использовать, тогда и цель уничтожишь и сам домой вместе с ведомыми вернешься, чтобы и дальше врага бить. Не возражаешь против такой трактовки?