Юлия Алева - Неизданные архивы статского советника

— Поклясться не могу, но мне такие неизвестны. — он осторожно обошел лужу, стараясь, чтобы ее прекрасный наряд не пострадал.

Ксения вновь погрузилась в сомнения, явно разделяя в уме то, о чем можно поговорить со статским советником, а о чем лучше помолчать. Жаль, что не доверят безоговорочно, но хорошо, что не болтлива.

Тем временем по пути им начали попадаться знакомые Тюхтяева и графа Татищева тоже. С кем-то достаточно было раскланяться на расстоянии, чуть приподняв котелок, а вот когда останавливается экипаж и оттуда радостно восклицают.

— Здравствуйте, Михаил Борисович! — и многообещающе улыбаются, приходится представлять свою спутницу, рассеянно улыбавшуюся всем и вряд ли запомнившую хоть одну встречу.

Поводов для сплетен теперь море. И если самому Тюхтяеву до этого давно дела нет, одно лишь развлечение, то репутацию женщины все же стоит пощадить.

Пройдя еще пару сотен шагов, она вдруг остановилась как вкопанная.

— А тот случай на Заливе? — и смотрит с тревогой.

— Полагаю, что последствий не имел. — да голову на отсечение дает. Тогда все следы замяли за пару часов и улик не оставили. — В этом заинтересовано сразу много влиятельных лиц, так что…

Хотя, учитывая потенциальное значение «открытий» доктора Сутягина, возможны всякие неприятные международные резонансы.

— Вы считаете, что ситуация Николая Владимировича имеет отношение к Вашим изысканиям? — он пытался расшифровать малейшие признаки эмоций на печальном лице.

— Разве что по случайному совпадению. — она еще помялась, оглянулась и полушепотом произнесла. — Здесь есть еще одно обстоятельство.

Да что же в семье Татищевых произошло?

— Не знаю, возможно, Их Сиятельство скрывал это от всех, включая Вас, но сейчас чрезвычайная ситуация, верно? — она даже покраснела немного.

— Уж куда как серьезнее. — они убили кого-то и скрывают?

Потеребила край рукава, выдохнула и устремила прямой взгляд на своего спутника.

— И Вы в случае чего постараетесь защитить честь графа?

— Даю слово. — за кого она его вообще принимает? Или граф совершил что-то такое, что поставило его вне закона?

— Тогда нам лучше продолжить этот разговор в более уединенном месте.

Надвигающаяся непогода и так на это прозрачно намекала. К домику в тесном переулке они практически подбегали под первыми редкими каплями дождя, и рассмеялись, когда захлопнули за собой дверь. С ней решительно невозможно долго сохранять серьезность.

— Вот как хотите, Михаил Борисович, но мне нужно привести себя в жизнеспособный вид. — пробормотала она и провела за собой наверх, в кабинет. Кликнула прислугу, чтобы организовали небольшой перекус и скрылась у себя наверху. Оттуда сразу же раздался плеск воды и радостный стон — это она забралась в ванну, вероятнее всего. Хотя обычно такие звуки в другие моменты люди издают. И то редко и не все.

Вскоре вернулась уже поскромнее одетая, в домашнем темно рыжем платье, осмотрелась, тоскливо посмотрела на глобус отчего-то и ровным голосом начала сдавать секреты родственника.

— В конце февраля Николай Владимирович пригласил меня развлечь своих гостей.

Это вскоре после рождественского примирения и задолго до коронации. Странный выбор для хозяйки вечера, но у графа всегда план на несколько ходов расписан.

— Он мне не очень много рассказал о гостях, но прибыли граф Николай Валерианович Канкрин, Луи-Огюст Ланн, маркиз де Монтебелло, Карло Альберто Фердинандо Маффеи ди Больо, граф Трубецкой привез Клифтона Брекенриджа, а Иван Алексеевич Репин — Хуго Фюрста фон Радолина.

Очень интересная компания. С каких это пор знатный русофил Татищев начал активно общаться со всеми европейскими посланцами?

— Они устроились играть в карты. По-моему, покер или что-то в этом роде.

Странно, не разбирается в картах после гарнизона?

Он автоматически начал конспектировать ее рассказ на первом, что попалось под руки. Нотная тетрадь. Потупился, извинился, а она лишь махнула рукой.

— С французом мы обсудили Лувр и Эйфелеву башню, с итальянцем — сыры, Помпеи, Венецию и лазанью, американец жаловался, что не хочет наряжаться в панталоны на коронации. — с легкой иронией излагала женщина. — Немец прибыл последним, едва ли успел что-то сыграть. Потом меня отправили петь, и за это время я не могу ручаться.

— Вы долго музицировали? — уточнил он.

— Пару песен. Одну русскую, одну французскую. Потом все еще сыграли партию в вист и разошлись.

Тюхтяев рассмотрел свои записи, распределил информацию по маленьким клочкам бумаги и теперь перемещал их по столу, который незаметно оккупировал. А хорошую мебель она у себя завела. Обычно женщины предпочитают изящные, вычурные конструкции, всякие микроскопические шкафчики на саженных ножках, а эта по-немецки прагматична и склонна к удобству и солидности. Только что ж ты, такая солидная, в столь странное дело влипла?

— Так что, Вы говорите, происходило на той вечеринке? — в который раз переспросил он.

— В том-то и дело, что ничего особенного. Месье Луи-Огюст капризничал, но с удовольствием играл, американец брюзжал, сеньор Карло рассказывал мне об Италии и после нескольких проигрышей забросил карты.

— А господин Канкрин? — этот всегда отличался избыточной предприимчивостью.

— Вообще не проявлял себя. Играл, пил, но немного.

— Кто привез Радолина? — вдруг дело связано со шпионажем. Нехорошо получится, но нужно же искать графа, по возможности живым.

— Граф Репин. Но они пробыли совсем недолго, мне еще показалось, что их визит был только для того, чтобы все увидели друг друга.

— Кто-то из гостей обменивался чем-то?

— Чтобы напоказ — не было такого. Я потом долго анализировала, не было ли тайного смысла в проигрышах и выигрышах, но как раз по поводу ставок господа переживали совершенно искренние эмоции, так что вряд ли… — а ведь он сам об этом еще не подумал. Все же не дурочка.

Вроде бы темнело, но тут же разожглись лампы, так что минутное неудобство было забыто. Хозяйка робко расхаживала по кабинету.

— Жаль, Вы сразу не рассказали все это… — она практически касалась его, заглядывая в записи. Все равно не поймет — он уже лет двадцать пять, как все свои записи таким образом шифрует и теперь не беспокоится, что бумаги могут попасть в чужие руки — доселе ни один злоумышленник тайнопись не расшифровал.

Ксения Александровна приказала подавать ужин прямо в кабинет, но Тюхтяев не смог бы даже под присягой вспомнить, чем его потчевали.

За окнами была непроглядная тьма, когда они вышли на очередной круг повтора. Терпение у Ксении Александровны уже исчерпалось и она начала язвительно комментировать каждого гостя. Ни один не ушел обделенным ядовитым комплиментом.