Олег Пономаренко - Звёздная пыль… На сапогах!

Давно нас ожидают далекие планеты,

холодные планеты, безмолвные поля.

Но ни одна планета не ждет нас так, как эта -

планета дорогая по имени Земля.

Я верю, друзья, караваны ракет помчат нас вперед — от звезды до звезды.

На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы…

Пока мы орали песни наш необычный состав подъехал к цели, о! Развилка на путях. Конечно же, нам на правый старт. А вот на левом видно копошение инженерной бригады, восстанавливают объект. Когда без всяких катастроф пучок движков тягой почти в четыре тысячи тонн лупит факелом — в стороны разлетаются даже бетонные плиты. Тут уже нам песни петь не хотелось, масштаб подавлял. Выше всего были стовосьмидесятиметровые башни молниеотводов, увешанные заодно прожекторами. А прямо под нами, между железнодорожными колеями, был один из выхлопных путей. Под затихающий и замедляющийся стук колес показалась дыра. Огромное, круглое, офигенно глубокое отверстие в Земле. Платформа остановилась почти на краю, заглянули мы… Вот не боюсь высоты, почти — тут и я ощутил дрожь, позорную дрожь. Внизу, на огромной глубине, плескалось целое озеро. На все три стороны уходили газоотводящие каналы, блин. Да там снег лежит! В июле. Тут на нас начали орать.

— Ушли на юх, быстро! — молодой парень в почти танкистском шлемофоне был здорово похож на Юрку. Почти как брат, но выше намного. И чего он так? А, блин — мы опять идиеты.

— Быстро, быстро вниз! — продолжал орать наш спаситель. Действительно, сейчас вся огромная конструкция начнет плавный, красивый подъем. И мы бы посыпались вглубь стартового стола, считая в полете метры. М-да, моментом свалили с установщика. А вот остальной народ на нем остался — работа такая. Загудели насосы, масло пошло в гидроцилиндры. И очень осторожно, мягко и плавно, махина 'Атланта' поднялась носом в теплое летнее небо, зависла над пропастью. Началась обычная рабочая суета, а тут еще шесть человек прибежали со странными приборами. Встали по кругу, смотрят на индикаторы, старший замахал руками. Тихо работала гидравлика, носитель опускался, вот опять поднялась рука — пара минут переговоров по рации, незаметное изменение в положении ракеты. Я отошел в сторонку, спросил товарища Лыгина.

— Почему так медленно?

— Бугор, ты что? Сейчас вымеряют горизонталь, парни с приборами ультразвуком смотрят. Да даже в долю градуса отклонение даст такую погрешность на гироплатформу, что твой компьютер тебе врать начнет, не краснея. Ух, точно, совсем забыл. Да, туплю иногда…

'-Ауип! Ауип! Ауип!' - гудя сиреной подъезжала башня обслуживания, готовая обнять носитель.

И скапливались автобусы, выгружая сотни людей — всего неделя на подготовку. И они, такие маленькие на фоне ракеты — запрыгивающие на еще только подъезжающую башню, цепляющие непонятные приборы к разъемам на пусковой, громкими голосами раздающие команды и тихими словами говорящие в телефоны… Убедили нас, таких гордых, убраться куда послали и ждать своего часа. И еще больше осознали мы себя песчинкой в великом деле.

Вот и этот День начался надоевшими медицинскими проверками, но так надо. Врачи взяли анализы всего что можно, долго пытали разными приборами.

— Доктор, а доктор… Я жить буду? — жалобно спросил Юрик.

Молодая медесестричка привычно прыснула от смеха, Юра регулярно веселил всех своими шуточками.

— Ага. Только завтра в командировочку на небеса полетишь, недельки на две.

Врач тоже не дурак пошутить оказался. Потом прошло заседание госкомиссии, окончательное утверждением плана полета. И нас, основным экипажем. Эх, хороша нынче погодка на космодроме. Частые дождики сбивают жару, степь еще покрыта буйным ковром оставшейся с весны зелени. Вообщем, травка зеленеет, солнышко блестит, самое то для прогулки. Мы вместе с дублерами долго шлялись по парку, где все прохожие разными, но одинаково теплыми словами, желали удачи. По пути время от времени взгляд цеплял на горизонте белую стрелу в окружении башен обслуживания. А позади ребят сопровождения, включая врачей — так положено.

Тут попался крохотный парковый кинотеатр, да еще под открытым небом. И, судя по афише рабочий. Что–то мне название кинокартины знакомо. Но рисованная гуашью и смазанная дождиком картинка напоминала… Вот не помню как такая мазанина называется, клякса и клякса. Только торчал из смешения красок штык и обрывок 'стыни'. Ё! Этот фильм уже сняли? Ух ты, подумал я и решительно свернул, таща за собой ребят.

— Вовка, ты куда? Я это 'Белое Солнце' уже смотрел.

— А я не смотрел, ни разу. И смотреть пойдем все. Потому что так положено! Ой, что я говорю… Кем положено, когда — опять память жжет. Но ребята поддались и на пару часов мы попали в такие близкие пески Каракум и далекие двадцатые годы, удовольствие незабываемое. Не знаю, получится ли традиция — но заявил, что перед следующим полетом обязательно пересмотрю фильму. И Юра поддержал… Хотя тут у нас традиции круче появились уже, провожать носитель на пусковую, например.

Последний вечер на Земле. Долгий день завершился красивым закатом, в небе притягивал наши взоры тоненький серпик молодой Луны. Нет, надо говорить не последний а 'крайний'. Одна из многих наших примет на счастье…

Мы сидели на лавочке возле маленького уютного домика, наслаждаясь вечерним летним теплом, вели неспешную беседу. Вся суета давно прошла, несчетные тренировки, долгие расчеты и проверки. Все готово, теперь можно расслабится перед главным экзаменом в жизни.

Сергей Павлович рассказывал нам о своих мечтах и планах, долгой–долгой борьбе за их реализацию. Как совсем молодым безусым парнишкой пришел в ракетный кружок. Какими смешными и наивными кажутся теперь первые ракеты, первые попытки и головокружение от таких редких первых успехов. О том, как ими заинтересовались вояки и к каким бедам это привело в итоге. Про то, что когда–то сам мечтал подняться в небо, увидеть Землю с высоты. Про свой полет на первом ракетоплане, который сам сконструировал. И как его оторвали от дела. Про Колыму он сказал всего пару слов, жалея о так тяжело и бессмысленно потерянных годах. Как однажды он понял — все, не успеть. И как решил продолжить борьбу уже ради других — молодых.

Мы долго слушали эту великую повесть, пока не пришел лесник–медик и не испортил все. Но возражений не было, распорядок нерушим. Долго ворочался в постели, не мог уснуть. Всякие посторонние глупые мысли лезли в голову, отгоняя сон. О, идея! Надо что–то посчитать. Положено баранов, но мне это не подходит. Придумал — буду считать движки нашей ракеты, а если не хватит то и корабля. И, поехали!

'-А1, а2, а3, а4… а24… Б1, б2..' На 'Б-6' народный метод сработал и, наконец, я отключился.