Михаил Королюк - Квинт Лициний 3 (СИ)

Она настолько ушла в себя, что заметила меня лишь когда я крепко схватил ее за плечо. Испугано дернулась, поворачиваясь. С белого, как мел, лица сквозь меня каким-то уже не здешний взглядом посмотрели шальные черные глаза. Посиневшие губы и подбородок сотрясала мелкая дрожь.

В груди у меня захолонуло, как бывает, когда ждешь дурную весть: уже знаешь, что она будет, но еще тоскливо не понимаешь - какая.

- Тома, - я старался говорить негромко, мягко и неторопливо, - Том... В чем дело?

Она отвернула голову к реке и всхлипнула, а потом попыталась выдернуть руку.

- Ну-ну-ну... - успокаивающе забормотал я, - тихо, Тома, тихо... Я здесь... - и начал оттеснять Мелкую от края, плавно вклиниваясь между ней и Фонтанкой.

Она сделала инстинктивный шаг назад. Теперь я смог встать перед ней и взяться второй рукой за талию. Сквозь пальто передалась мелкая дрожь. Ей наконец удалось узнать меня. Из неплотно сжатых губ донесся какой-то то ли писк, то ли стон, и ее повело вбок.

- Ох! - я подхватил ее и поволок от края.

Мелкую начало колотить. Я плотно обнял ее, и начал покачивать из стороны в сторону, успокаивая. Она всхлипывала и дрожала, а я держал, нашептывал какую-то дребедень и мысленно молил: "только не несчастная любовь!"

Постепенно движения Мелкой стали осознанными: вот повернула голову, озираясь, потом стала протирать тылом ладони глаза, полезла в карман за платком.

- Пошли, - я мягко потянул ее по ступеням наверх.

Она чуть упиралась.

- Куда? - спросила глухо.

- Ко мне. Я тут рядом. Пошли, согреемся.

- Зачем? - она опять начала вырываться.

В глазах ее стояла безнадежная тоска. Я колебался лишь миг, а потом кинул ей спасательный круг:

- Ты мне нужна. Пошли уж, Мелкая, пошли...

И она пошла со мной, прижимаясь, как бездомный щенок, и пытаясь время от времени заглянуть в глаза. Мне было от этого муторно.

Дома я первым делом засунул ее под горячий душ и велел сидеть там, пока не выпущу. А сам заметался по квартире: выжимал, как мог, пальто и одежду, развешивал все на батареях, грел суп с фрикадельками, мастерил бутерброды...

Потом она сидела на кухне и, не поднимая глаза, послушно потребляла пищу, а я давился комом, что встал у меня от этого поперек горла. Тишина квартиры давила.

Мелкая доела, аккуратно вернула ложку на место, и замерла, взявшись побелевшими пальцами за столешницу.

- Добавки?

Молча, все так же глядя в стол, помотала головой.

Я вздохнул, готовясь к нелегкому разговору:

- Ну, пошли тогда в комнату.

Включил торшер, усадил ее в кресло, сам сел на тахту напротив. Доверительно наклонился вперед, сложил ладони "пирамидкой" и негромко приказал:

- Рассказывай.

Она дернулась было что-то говорить, но изо рта вырвался только длинный всхлип.

Я осторожно взял ее за пальцы:

- Мне можешь рассказать все. Обещаю, что мое отношение к тебе от этого не изменится.

Она еще раз всхлипнула, потерла припухшие веки и начала рассказывать. Я слушал тихий монотонный голос, смотрел на лихорадочный танец жилки на ее шее и заводился, зверея. Челюсти свело от острого желания вцепиться врагу в кадык. Мир качнулся и поплыл, выворачиваясь наизнанку кровавой пеленой.

Мотанул головой, приходя в себя. Главное сейчас - не напугать ребенка.

Я попытался натянуть на лицо улыбку и не преуспел. Губы судорожно подергивались, лицо перекашивало гримасами. Хорошо, что Мелкая занавесила глаза челкой и смотрит в пол.

- Вот... Маму вчера похоронили... Я и решила... В детский дом не хочу... - узкие плечи опять начали подрагивать, - так - тоже...

Я решительно пересел к ней в кресло и приобнял. Она тут же доверчиво уткнулась мне куда-то в грудь, и футболка стала намокать. Я чесал ей за ушком, бормотал что-то успокаивающее в затылок и прокручивал в голове немногочисленные варианты.

"Ах, как жаль!" - от досады я скрипнул зубами, - "убивать этого урода нельзя. Как ему повезло! А тогда... Тогда только таким образом".

- Так, Мелкая, - с трудом расцепил ее руки и встал. - Адрес говори.

- Зачем? - она безуспешно пыталась стереть со щек мокрые дорожки.

Я достал из шкафа еще один носовой платок:

- На. Успокаивайся. Обещаю, все будет хорошо. Я поговорю с твоим отчимом.

Она вцепилась в мою руку:

- Нет! Не надо... Он не будет тебя слушать!

Я улыбнулся, вышло довольно пакостно:

- Будет. Я могу быть убедительным. Когда надо - очень убедительным. Верь мне. Просто верь.

Она вскинула на меня темные омуты серьезных глаз и сказала тихо, но твердо:

- Тебе я верю.

- Ну... Вот и славно... - я вильнул взглядом вбок. - Сиди спокойно, отогревайся. Родители сегодня поздно придут - в театре. Есть еще захочешь - в холодильнике латка со вторым. Давай, адрес говори.

Потом покачался на пятках, обдумывая детали.

- Он ведь тебя удочерял, да? Свидетельство о рождении где лежит? Памятные фотографии есть? Ключи давай.

Выслушал ответы, посмотрел в наполненные надеждой глаза и пошел на кухню. Повертел в руке стальную вилку и сунул в задний карман штанов. Все еще подрагивающей рукой налил воды и медленно, стараясь не лязгать зубами по стеклу, выпил.

Нет, все верно. Я не могу иначе.

До ее дома я добежал минут за пять. Взлетел, толкаемый лютой ненавистью, на четвертый этаж. Скрежетнул, проворачиваясь, ключ, и я толкнул противно скрипящую дверь. Пахнуло жареной курицей.

- Пришла? - донеслось откуда-то справа, - где шлялась столько, бестолочь?!

Я длинно втянул воздух через нос и двинулся на звук. Навстречу мне из кухни вывалился рыхловатый мужичонка в растянутых трениках и застиранной до серого цвета майке.

- Ты кто? - оторопело спросил он, что-то быстро пережевывая.

Мой взгляд скользнул по небритой роже и зацепился за лоснящиеся губы и подбородок. Этот размазанный жир с прилипшими кое-где к щетине лоскутками куриного мяса подействовал на меня как красная тряпка на быка. Вот это - к Мелкой?! В темя фонтаном, как из сорвавшегося брандспойта, хлынуло, затапливая разум, бешенство. Мир сузился до ненавистной хари напротив.

Даже не задумываясь, я сделал полушаг левой, чуть довернул тело и ребром стопы резко ударил по пузырю на трениках - туда, где должен быть нижний край надколенника. Раздался радующий ухо негромкий хруст, и его рот распахнулся, вбирая воздух. Не останавливаясь, я завершил движение вперед левым боковым по печени, с удовлетворением ощущая, как глубоко пробилось податливое на вдохе пузцо.

"Эх, хорошо!" - подумал, провожая взглядом безмолвно заваливающееся тело. - "Хорошо, что масса у меня еще не большая, а то уже можно было бы начинать волноваться..."

Я упал ему на грудь, придавив коленями плечи. Наклонился, вглядываясь в мутные от боли глаза и ожидая, когда в них появится мысль.

Вот в мычании стало проявляться что-то членораздельное. Я завел правую руку назад и выдернул из кармана вилку, а затем, слегка царапнув зубчиками склеру, придавил нижнее веко.