Михаил Королюк - Квинт Лициний 3 (СИ)

"Не расслабляться!" - прикрикнул я на себя, - "отрабатывай учения на полную катушку, по-честному".

- За мной, - повторил я и быстро, словно на стометровке, побежал чердачными переходами. Сзади, шумно сопя, грохотал сапогами Гагарин.

- А теперь - спокойно, - скомандовал я, когда мы скатились вниз по тихой лестнице, - выходим из подъезда и переходим на другую сторону. Не бежать, не оглядываться. Понятно?

- Угу... - отозвалось у меня из-за спины.

- Тогда вперед.

Я поправил сбившуюся шапочку и шагнул на дневной свет. Гагарин послушно прилип ко мне. Мы пересекли узкую пустынную улицу и вошли в проходной подъезд.

Все, мы в другом квартале.

- А вот теперь - бежим, - сказал я, ринувшись к черному выходу.

"Черт их знает"... - проигрывал я в уме ситуацию, - "если бы они догадались ловить нас на не Коломенской, а сразу пробежали дальше, до Марата, то шанс у них еще бы был".

Мы вихрем пронеслись через три сообщающихся двора-колодца, и перед нами растелилась широкая улица.

"А вдруг да есть?" - внезапно заволновался я, выводя приметного Гагарина на тротуар.

Переход через улицу показался мне долгим - фасад дома напротив, казалось, почти не приближался, сколько бы мы перебирали ногами. Но все же мы достигли очередной парадной. Я бросил быстрый взгляд налево, потом направо: на перекрестках пусто и никто не торопится в нашу сторону. Да и вообще, людей на улице было мало.

- Заметил, как из "Москвича" нам знак подавали? - поинтересовался я, когда мы, еще немного поплутав по проходным дворам и подъездам, перешли на шаг.

- Нет, - удивленно округлил Ваня глаза, - я вообще никаких "Москвичей" не видел.

- Экий ты невнимательный, просто ужас, - укорил я его, - нас ведут на случай чего. Знак подали, что все нормально. "Хвост" за тобой был, но мы оторвались.

Он обескуражено моргал.

- Все в порядке, - утешил я его, похлопав по плечу, - нас спецы ведут. Ты и не должен был заметить. За тобой, кстати, до самого отхода автобуса будут следить. А может, и дальше...

Мы пересекли пару улиц, поднялись сначала на чердак, а потом, по лестнице, на соседнюю крышу. Еще несколько чердачных переходов, и мы добрались к намеченной мною цели - тихому чердаку на задах Пяти Углов.

- Ну, вот и все, - повернулся я к Гагарину, - отсюда выйдешь прямо к троллейбусной остановке. Доедешь до Техноложки, пересядешь до Обводного, ну, а там - понятно, да?

- Угу... - кивнул он и спросил, нетерпеливо перебирая копытами, - ты деньги принес?

- Принес, принес, - успокоил я его, - все как договорились.

Я достал из кармана конверт и явил Гагарину фиолетовую пачку в нем. Он охотно принял ее и, ощутимо повеселев, посмотрел на меня вопросительно, мол, что еще?

- Так, - я строго сдвинул брови, - письма написал-отправил?

- Ага, - кивнул он, - утром кинул.

- Документы взял?

- Да.

- Открывай саквояж.

- Да зачем? - запротестовал было он, но я был неумолим.

- Так... Рыльно-мыльные взял, смена... А это что? - сварливо спросил я, тыкая пальцем в газетный сверток.

- Да там это... - глазки у Гагарина забегали. - Духи французские! Я их в Тбилиси по-быстрому скину и все. Не парься, я умею.

- Вот как... - я с грустью покивал головой. Похоже, что некоторых только могила исправит, - давай сюда. Через год отдам.

Он вцепился в сверток рукой, глаза его зло сузились.

Мне стало интересно. Захотелось воскликнуть: - "Да неужели?!", но тут плечи его поникли.

- О контролерах вспомнил? - покивал я понимающе и вытянул сверток из его ослабевшей хватки, - это правильно. Ты этот год никогда не будешь знать, следят за тобой или нет. Но, если они вдруг увидят нарушение нашего договора... Ну, я тебе рассказывал.

Он промолчал, угрюмо глядя вбок. Я вздохнул - вот так и делай людям добро.

- Шагай туда, - махнул рукой в сторону просвета в конце прохода, - это дверь в нужный подъезд. Выйдешь, как я тебе сказал, на Загородный. Следуй строго по маршруту. И не огорчай никого, Ваня, не надо.

Он ушел, громко хлопнув дверью, и полумрак сгустился. Я огляделся. Чердак был практически пуст и лишь чуть дальше, у сваленных в кучу обрезков труб, поблескивали осколки бутылочного стекла. Где-то над головой изредка что-то поскрипывало, словно ветер нехотя теребил повисшую на ржавом гвозде ставню. Один раз издалека долетело звонкое девчачье "штандер Юля!", но, сколько я потом не вслушивался, продолжения не последовало. В воздухе витал легкий запах пыли и хозяйственного мыла.

Я стоял посреди этой грустной тарковщины и, опустив голову на грудь, подводил черту под этапом, в котором позволял себе иногда быть безалаберным. Зря, наверное, но это было так приятно...

- Это все пьяный воздух советской беззаботности и детства... Все, буду взрослеть... - отчего-то бормотать это обещание в тишину чердака было еще можно, а вот думать об этом про себя - невыносимо тоскливо и, даже, жутко, словно я хоронил кого-то живьем.

- Эх! - я от души саданул ребром ладони по ближайшему деревянному столбу, и от боли мне немного полегчало.

"Ладно..." - решил я, собирая себя в кучу, - "надо радоваться тому, что есть. Не всем так повезло. Далеко не всем. Да, собственно - никому".

Я двинулся на выход. У двери обернулся и с какой-то мстительной обидой посмотрел на чердак, где только что похоронил свое повторное детство, словно хотел напугать чем-то эти вековые балки и стропила. Втуне, они остались безучастны, словно египетские сфинксы.

"Да и то, право", - подумал я, внезапно успокаиваясь, - "такой малостью этот район не удивить".

Эта мысль неожиданно вернула мне хладнокровие. Я словно нашарил ногами утерянную было опору. Верно, все познается в сравнении.

"У меня - все хорошо", - улыбнулся с сарказмом, - "даже отлично. Осталась малость - мир спасти. Он ведь того стоит, верно"?

Четверг 16 марта, 1978, раннее утро

Рим, виа Грандоле

- Не хватало еще в такой день проспать, - недовольно бурчал Марио Моретти. Прохладный душ придал бодрости, но лишь на пару минут, и сейчас перед глазами опять поплыла, покачиваясь, туманная пелена. - Еле носки нашел...

Все еще сонный, он добрел до обеденного стол, плюхнулся на стул и первым делом потянулся за пачкой "Tre Stelle".

Врут, врут, что первая утренняя затяжка - самая сладкая. Какая может быть сладость, когда ты еще в полусне? Когда пальцы ватные и неловкие, а в голове гуляют лишь обрывки самых простых мыслей? И желания курить нет, хочется лишь вынырнуть из этого странного состояния, когда ты уже не там, но еще и не здесь...

Щелкнула зажигалка, и горячий сухой дым резким толчком ворвался в легкие. Марио задержал дыхание, с облегчением чувствуя, как зашумело в голове.

- На, Рицио, пей. Ведь и не спал почти, - в голосе Барбары звучала неподдельная забота.

Перед Марио опустилась кружка густого до тягучести кофе, и мужчина вцепился в нее как утопающий в спасательный круг.