Борис Сапожников - Наука побеждать. Авантюра.

Однако, не это главное, дорогой отец. Вы, разумею, уже знаете о том, что наш Государь поддержал Бонапарта в его войне с Британией. Теперь наша армия в составе эскадры вице-адмирала Якова Гершеля отправлена на помощь флоту адмирала Вильнёва. По всей видимости, нам придётся схватиться с адмиралом Нельсоном. Это весьма странно, ведь ещё в вашей, отец, молодости адмирал Ушаков сражался вместе с Нельсоном против французов в Средиземном море.

Многие офицеры флота, с которыми я общаюсь, отнюдь не уверены в нашей победе. Они рассказывают мне о превосходстве британского флота, о дредноутах, о паровых пушках. И всё же, я уверен, что мы выиграем сражение, ведь иначе и быть не может.

Прошу прощения, что вынужден прервать письмо, подошло время отправлять его с очередным почтовым дирижаблем.

15 сентября 18..года.

- Вот смотри, - сказал мне Булатников, вынимая из ножен свою полусаблю. - Попробуй напасть на меня.

Мы стояли в коридоре, соединявшем стрелковую палубу с мостиком и машинным отделением. Именно здесь идут самые ожесточённые бои во время абордажа, как объяснил мне подпоручик.

Я для пробы пару раз махнул своим палашом - клинок скрежетнул по стенкам коридора, однако драться вполне можно. Решившись, я шагнул навстречу Булатникову и сделал выпад. Булатников отбил. Ещё выпад. Снова отбит. Подпоручик не двинулся с места. И тогда я рванул ему навстречу, обрушив град ударов. Хотя с градом это я погорячился. Если первый прошёл ещё более-менее удачно, то второй... Клинок снова заскрежетал по металлу переборки - и почти на полдюйма вошёл в дерево, из которого была сделана стенка коридора. Булатников ткнул меня концом клинка в горло.

- И всё, - сказал он. - А теперь возьми тесак.

Я вложил палаш в ножны, отстегнул и прислонил к стенке, взял тесак, что принёс с собой Булатников. Следующие несколько часов мы посвятили фехтованию в узких помещениях. К середине тренировки мы оба скинули мундиры, оставшись в нательных рубашках. То и дело ходившие мимо нас матросы и офицеры "Гангута" только качали головами, некоторые давали советы - дельные и не очень.

- Смотри теперь, - продолжил обучение Булатников. - Здесь лучше всего держать оборону. - Он распахнул дверь и стукнул носком сапога по высоком порогу. - Порожек закроет человека, стоящего на колене, хоть и невеликая, но защита. На петлях можно удобно устроить ствол мушкета, хорошо повышает точность стрельбы. Они специально сконструированы с этой целью.

- Так значит, вот почему во всех коридорах столько дверей, - понял я. - Прорываться через них очень тяжело.

- Именно поэтому, Серж, - сказал мне Булатников. - Штурмует дирижабли воздушная пехота, вроде нас или британских "Форлорн Хоупс", а обороняет линейная пехота. Мы прорываемся, а они дают по нам залп за залпом, остаётся только прятаться за переборками или падать лицом в палубу. Хотя те же немцы штурмуют отрядами обычной пехоты, устраивая длительные перестрелки за каждый коридор, но это - глупо. Бездумная трата пороха и свинца.

- Значит, лучше кровь лить в штурмах? - спросил я.

- Отнюдь, - покачал головой Булатников, - просто они стачала, расстреливают весь запах патронов, а уж после - идут в рукопашную и льют кровь. Со штыками и мушкетами, вместо тесаков. Глупо.

Я потёр пальцем переносицу. Нда, выходит, кругом он прав.

А эскадра наша, меж тем, соединилась с флотом адмирала Вильнёва, запертым в Кадисе, стремившимся прорвать британскую блокаду. Решив с помощью дирижаблей добиться относительного превосходства в воздухе и тем самым исправить крайне тяжёлое положение Вильнёва, наше совместное командование отправило эскадру Гершеля ему на помощь. Даже я понимал, что это не самое лучшее решение - Вильнёв обречён. О том же говорили в кают-компании "Гангута", куда я также не забывал наведываться.

- Флот Нельсона многочисленнее, - говорил лейтенант со смешной фамилией Шубик. - Пускай, как вы говорите, капитан-лейтенант, линкоров больше у Вильнёва, но не одни линейные решают на поле боя. К тому же, не стоит забывать об орудиях, а тут преимущество полностью на стороне британцев.

- Возможно, - соглашался с ним штабс-капитан Антоненко, - но не в пушках или кораблях главное преимущество британцев.

- В чём же оно? - поинтересовался у него лейтенант Шубик. - А, догадался, - тут же перебил он, сгорая от нетерпения блеснуть знаниями, - вы имеете в виду дредноуты и паровые орудия.

- Отнюдь, - усмехнулся Антоненко. - Никакие пушки-корабли не превзойдут по значимости одного.

- Чего же?! - воскликнул Шубик, уязвлённый тем, что его "гениальная" догадка оказалась неверной.

- Британского командующего, - ответил я вместо Антоненко. - Адмирал Горацио Нельсон, лучший флотоводец нашего времени. Вильнёву до него очень далеко.

В кают-компании после моих слов надолго повисла тягостная тишина.

В Кадисе мы даже не поставили дирижабли к мачтам, а тут же вместе с флотом выдвинулись навстречу Нельсону, прорывать блокаду. На дирижаблях все готовились к грядущей битве, а потому передвигались исключительно бегом, а в коридорах не смолкали отзвуки команд, передаваемых по медным трубам, которыми был пронизан весь "Гангут" сверху донизу.

Нас вежливо, но настоятельно попросили не покидать кают и кубриков, дабы не мешать команде. За день до битвы, когда флот Нельсона уже показался на горизонте, однако близился вечер, и начинать сражение было глупо, нас провели на стрелковую палубу. Она была просто огромна. На ней вполне мог разместиться не то что батальон, но и весь наш Полоцкий пехотный полк, если немного потесниться. Матросы под руководством кондукторов сняли панели с борта, и у меня перехватило дух.

Находясь внутри дирижабля, не слишком понимаешь, что летишь по небу, а сейчас у меня словно глаза открылись. Впереди, насколько хватало взгляда, простиралось бескрайнее пространство осеннего неба. По нему медленно ползли облака, многие выше нас, иные на одном с "Гангутом" уровне или, что самое удивительное, ниже него. О чёрт, да такого и с самой высокой колокольни, на какую я в детстве забирался, не увидишь!

Мы стояли, переводя дыхание, под хитроватыми взглядами матросов и кондукторов, в которых легко читалось превосходство опытных аэронавтов над "наземниками". Солдаты крестились, даже молились втихомолку, офицеры и унтера не спешили наводить порядок, ведь и беспорядка особого не было, да и самим командирам нужно было время, чтобы прийти в себя.

- Попрошу подойти ближе к краю, - сказал капитан-лейтенант, проводивший эту своеобразную экскурсию.

Матросы, тем временем, уложили снятые секции вдоль борта, и отошли, давая нам место. Никто не спешил подойти к краю, не смотря на то, что от него нас отгораживала оставшаяся часть борта, высотой примерно по грудь человеку.