Борис Сапожников - Наука побеждать. Авантюра.

- Переходить к залповой стрельбе? - спросил поручик Ефимов.

- Рано, - покачал головой я. - Вот как только гренадеры Кмита выстрелят, так и мы следом.

- А у половины солдат мушкеты будут разряжены, - буркнул Ефимов. - Кому стрелять тогда? Промедленье тут, как говорят древние, смерти подобно.

- Мудрые люди во все времена говорили, - парировал я, - поспешишь - людей насмешишь. А смех у этого врага - скверный, свинцовый. - Я помедлил ещё несколько секунд и сказал: - Всему взводу по рублю с пятиалтынным. Тебе, Ефимов, пять - за отличную стрельбу. Прекратить стрельбу. Заряжай мушкеты. Командуй, Ефимов.

- Взвод, - воскликнул поручик, - стрельбу прекратить! Мушкеты заряжай!

Едва отзвенели последние шомпола, как гренадеры дали залп по врагу.

- Залпом! - крикнул я. - Не целясь!

- Пли! - скомандовал Ефимов.

Уши заложило от ружейного треска. Баррикаду затянуло пороховым дымом. А затем с той стороны донеслось родное "Ура!". Первое время, пока не рассеялся дым, мы узнавали только по звукам. Вот зазвенели клинки, раздались крики и команды на русском и разных диалектах немецкого, а также, кажется, на венгерском. Наконец, дым рассеялся, и мы увидели, как коричневых солдат теснят от баррикад. Они совершенно не ожидали атаки не только с фронта, но и с флангов, не сумели дать ответного залпа ни по нам, ни по гренадерам Кмита и теперь их, буквально, вырезали мои солдаты, прорываясь к военным инженерам. Те пытались отбиваться мушкетами и тесаками, однако не особенно успешно, куда им было до наших гренадер. Самые умные успели попрятаться за спины венгерских солдат и тем спасли себе жизни.

И вот враг отступил. Гренадеры Кмита отошли обратно к домам и вернулись на позиции. Когда он вернулся, в порванном, запятнанном кровью и порохом мундире, я обнял его за плечи и крикнул:

- Молодец, подпоручик! Орёл! Доложи о потерях.

- Двоих убили, - ответил он, - тела мы вынесли. Ещё пятеро ранены, пара - тяжело.

- Убитых к священнику, - распорядился я. - Раненым - в лазарет. Тяжёлым - в госпиталь.

- Может оставить легкораненых на позициях? - спросил Кмит.

- Не надо, - покачал я. - Немчура вряд ли сегодня ещё сунется. Мы им славно всыпали, нескоро опомнятся. Так что о раненых лучше позаботиться, как следует.

Я знаю, что это письмо придёт к тебе, когда я, скорее всего, или буду лежать в сырой земле или, даст Бог, вернусь домой. Мой друг и командир, капитан Антоненко, недавно рассказал мне историю про своё письмо, написанное в сходных обстоятельствах, во время войны со шведами. Он прибыл домой раньше этого письма. Мы посмеялись над этой историей, и тогда я решил написать Вам это письмо.

Не смотря на героическую стойкость наших солдат, поддержку французов и умелые действия кавалерии, мы проиграли. Сначала нам удалось рассеять римские войска, обратить их в бегство, однако предательский удар пруссаков и рейнцев решил исход боя. Теперь мы вынуждены отступить к городу Труа, неподалёку от которого, и происходило сражение. На наше счастье, враг не спешит со штурмом, и мы успеваем укрепить его в достаточной мере. Сооружены три линии обороны и сейчас мы дерёмся с врагом на первой из них.

Немцы попытались растащить рогатки, которые должны защитить нас от кавалерии. И в некоторых местах им это удалось. Пионеры, приданные нам, настаивают на том, чтобы выставить новые рогатки этой ночью, но солдаты слишком устали и командиры отказали им. Мне, кажется, что это большая ошибка. Быть может, завтра нам придётся сражаться с вражеской кавалерией, а без рогаток это будет очень тяжело и приведёт к большим, потерям, которых можно было бы избежать. А у нас и без того каждый человек на счету.

Не смотря ни на что, мы будем драться завтра так, чтобы враг запомнил нас. Даже если мне суждено погибнуть, то знайте, дорогой отец, что я не посрамил высокого звания русского офицера.

За сим дозвольте откланяться, навеки Ваш покорный сын, поручик, командир 1-го взвода 3-й роты 3-го батальона Полоцкого пехотного полка, Пётр Большаков.

12 числа февраля месяца 18.. года.

- Сегодня кавалерией ударят, - уверенно сказал де Брасиль. - Даже у нас рогаток почти не осталось. Почти все растащили и порубили.

- Скорее всего, - не стал спорить я, - слишком долго они топчутся на нашей первой линии. Наверное, думали, что к третьему дню боёв уже из города нас выбьют.

- Нас выбьешь, - усмехнулся первый лейтенант. - Как же. Мы им уже надавали по рогам. И ещё надаём.

- Каждая атака стоит врагу нескольких десятков человек, - поддакнул ему суб-лейтенант Маржело. - И это только на нашем направлении.

- Нам они тоже стоят недёшево, - сказал Кмит. - В моём взводе очень большие потери. Легкораненых некогда в лазарет отправлять, а тяжёлых выписывают не долечившихся.

- Мы должны продержаться ещё несколько дней, - настойчиво произнёс Маржело. - Придёт Макдональд с Северной армией, придут Ожеро и Ланн. Маршалы не бросят своего императора.

- Прийти-то они придут, - согласился я, - вопрос только: когда? Доживём ли мы до этого момента.

- А это, по большому счёту, не так важно, первый лейтенант, - сказал мне де Брасиль. - Главное, чтобы город продержался. Только это имеет значение.

Кавалерия ударила на рассвете. Ещё в сумерках, когда солнце только показалось из-за горизонта, мы услышали топот сотен копыт. Первыми мчались знакомые мне кирасиры Священной Римской империи. В зрительную трубу я видел латки на полукирасах. За ними маячили кирасиры прусские в двуугольных шляпах и драгуны рейнцев с карабинами наперевес.

Тот карабин, что дал мне Ахромеев, так и остался у меня, и я активно пользовался им во время перестрелок с венграми. Ему не хватало дальности и точности стрельбы - всё же оружие всадника, однако когда коричневые солдаты и инженеры подходили к рогаткам, он собирал свою кровавую жатву в полной мере. Теперь уже мои стрелки били точно без каких-либо материальных мотиваций, а гренадеры старались от них не отстать. Теперь уже заключались пари между стрелками и гренадерами, к которым вскоре присоединились и вольтижёры первого лейтенанта де Брасиля. Спорили на выданные мною премиальные за первый бой, на прошлые и будущие жалования, на доли в трофеях, на патроны, сапоги, обмундирование и прочее. На что угодно, кроме оружия и наград - есть для солдата вещи не просто чтимые, но святые.

- Один залп, - командовал я. - Только один залп. Времени зарядить мушкеты враг нам не даст. В рукопашную пойдут все. Гренадеры и стрелки.

- Мы также дадим только один залп, - сообщил командир артиллерийского взвода поручик Сергеев. - Картечью. Потом потащим пушки в тыл. Ко второй линии.

- Ясно, - кивнул я.

Правильное решение. Если погибнут бомбардиры и фейерверкеры, пушки придётся тащить солдатам. Да и много ли толку будет от двух пушек, даже с картечью, когда прямо перед ними идёт рукопашная. Нет. Орудия своё дело сделали за эти три дня, уничтожив изрядное число врагов шрапнельными снарядами. Теперь им осталось сказать последнее слово - и удались в тыл со всей возможной скоростью.