Евгений Токтаев - Стена над Бездной

Эвмен долго молчал, переваривая услышанное. Потом спросил:

— Ты упомянула эллина. Эллин действует совместно с критским жрецом-убийцей?

— Почему бы и нет? Разве царём все довольны?

— Ну да…

— Что тебе о нём известно, достойнейшая? — спросил Гнатон.

— О нём ничего, — покачала головой Анхнофрет.

Кардиец и его помощник переглянулись.

— Если этот критянин действительно жрец, исполняющий волю Дома Секиры, то заставить его говорить будет очень непросто, — сказала Анхнофрет.

— Мы уже заметили, — буркнул Эвмен.

— Но есть одна мысль, — встрял Гнатон, — мы надеемся на твою помощь, достойнейшая.

— Какой помощи вы хотите? Я сделаю всё, что в моих силах. Этот ритуал противен Маат и должен быть искоренён.

Эвмен усмехнулся. Убийство вражеского царя — богопротивный ритуал? Ну-ну… Или всё же пожирание человеческой плоти?

Архиграмматик взглянул на подчинённого. Тот ждал чего-то, пристально глядя начальнику прямо в глаза.

— Расскажи ей.

Гнатон кивнул и повернулся к Анхнофрет.

— Вчера я сказал критянину, что если он продолжит молчать, я отдам его ведьме ремту. Когда он сдохнет, его душа не найдёт выхода из Лабиринта и не предстанет перед Владычицей зверей. Не видать ему второго рождения. Будет вечно служить ведьме. Он изо всех сил старался сохранять хладнокровие, но мне показалось, будто в его глазах отразился страх. Но он ещё не верит. Я должен доказать ему, что не лгу.

— Ты хочешь, чтобы я предстала перед ним в образе ведьмы? — спросила Анхнофрет.

— Да.

Посланница раздумывала недолго.

— Хорошо. Давайте попробуем. Когда?

— Сейчас, — резко ответил Эвмен.

Они отсутствовали долго. Архиграмматик уже готов был лезть на стенку. Вновь и вновь он вызывал в памяти слова Анхнофрет. В Александрии уже сейчас поселилось множество критян. Что же, любой из них мог… Царь так часто прогуливается по своему городу, практически без охраны…

Если кто-нибудь из особенно ретивых, вроде Клита, о том прознает, не избежать бойни. Царь, конечно, голову за это оторвёт, но ведь дураков при дворе хватает. Крепки задним умом, сначала наломают дров…

Боги, что за напасть… Не египтяне, так критяне. Надо действовать очень осторожно.

Он так погрузился в тяжёлые думы, что не услышал, как скрипнула дверь. В комнате возник Гнатон. Словно не замечая хозяина покоев, не спрашивая дозволения, сел на ложе. Сгорбился и привычным своим жестом сунул руки за пазуху. Он был бледен.

Эвмен подсел к нему, потряс за плечи.

— Говори! Не томи!

— Она так смотрела на него… — пробормотал Гнатон. Он выглядел неестественно рассеянным, каким-то потерянным, — будто и правда…

— Ну же? Удалось? Он заговорил?

Гнатон поднял на архиграмматика мутный взгляд, словно только что увидел его в комнате.

— Она так смотрела… Я видел, его затрясло от одного её взгляда…

— Гнатон!

Дознаватель поморщился и потряс головой.

— Он назвал одно имя. Больше ничего не знает. Только имя. При этом извивался, как уж на сковороде. Корёжило его — будь здоров. Уверен, он не врёт, что больше ничего не знает.

— Имя!

— Какой-то Эвтипп.

— Кто это?

— Не знаю, — медленно проговорил Гнатон, — пока не знаю. Но буду знать.

Воплощать в жизнь громкие заявления непросто. Легко сказать: «Буду знать», а как ты это узнаешь? У египтян повсюду глаза и уши, кругом тайные осведомители, от рыбацких лачуг, до царских покоев. А уж на бесчисленных рынках по всему побережью их кишмя кишит. Некоторые даже друг на друга стучат.

Нечто очень похожее имелось у персов. Эвмен ещё совсем юнцом, при жизни Филиппа соприкоснулся (лишь мельком) с огромной организацией, созданной Ахеменидами ради безопасности хшатры [24] Хшатра (древнеперс.) — государство, империя. , и был немало впечатлён, осознав её размеры. Благодаря осведомителям и отлаженной службе гонцов (а так же великолепной Царской дороге) сообщение о каком-либо событии в западных сатрапиях в считанные дни достигало ушей хазарапатиши, «тысячника», одного из ближайших к царю царей вельмож.

С воцарением Александра, прочно утвердившись в грамматеоне, Эвмен приступил к созданию подобной сети. Потом всё пришлось начинать сначала.

Того, кто ныне стоит в лодке и держит этот огромный невод, фенех называют «Рыболовом Баала», однако не он сплёл сеть. Он лишь расширил созданное отцом, дедом и прадедом. У Эвмена не было такого количества предшественников. Не было их и в том, другом мире, но там обрывки персидской сети присоединялись к македонской по мере победного продвижения Александра на восток. Теперь такое невозможно.

Мало людей. Нет, вообще-то по первой же просьбе царь и Гефестион отрядят хоть тысячу, но толку-то с такой толпы? Что сейчас делать Гнатону? Опрашивать кучу народу, кто слышал имя «Эвтипп». Много он опросит? По всему выходило, что придётся воспользоваться услугами египтян.

Гефестион был против, но Эвмен не видел в том никакой опасности. Он уже утвердился в мысли, что египтяне не причастны. А что-то знать могут.

— Если знают и молчат — это уже сродни соучастию, — возражал Гефестион.

— Может быть, — ответил кардиец, просто чтобы отвязаться.

Дабы разрешить спор, они доложили царю о достигнутых к сему моменту результатах. Александр встал на сторону Эвмена. Гнатон с тремя помощниками из наиболее толковых вольноотпущенников, служивших в грамматеоне, отправился к Кену, асфетайры [25] Асфетайры (астетайры) — «городские гетайры». Подразделение фаланги, комплектовавшееся из жителей Верхней Македонии. В бою занимали ударный правый фланг. которого сейчас, в мирное время, составляли гарнизон Александрии и сторожили все городские ворота. Кардиец нанёс визит в резиденцию посланницы.

Встретил его Меджеди. В глазах Хранителя, обрамлённых зелёными знаками Уаджат, читалась усталость и мизантропия. Для разведчика он казался неестественно расслабленным, но эта стать сытого и сонного леопарда не могла обмануть опытного панкратиаста Эвмена.

Они обменялись весьма церемонными приветствиями (с Анхнофрет кардиец общался проще). Меджеди пригласил Эвмена в покои, служившие приёмной отсутствующей в данный момент посланницы, предложил гостю вина и кресло. Заняв своё, сказал:

— Я ждал другого.

— Кого другого? — поинтересовался Эвмен.

— Ну, кто там у вас сейчас всех хватает и руки выкручивает? — с усмешкой поинтересовался Меджеди, отпив из чаши.

— Считаешь, есть за что? — спокойно спросил Эвмен.

— Было бы за что, давно бы удавили, — хмыкнул египтянин.

— Как знать, — улыбнулся эллин.

Меджеди скривил губы. Очевидно, эта гримаса должна была означать удивление.

— Ты полон загадок, достойнейший. Вот сижу сейчас и думаю, что ты этим хотел сказать.