Евгений Токтаев - Стена над Бездной

Димахи, растянувшиеся по улицам Хаттусы в узкую ленту, всё прибывали. Они ворвались в город через Нижние ворота, которые открыли для них сохранившие верность наследнику мешеди, во главе со своим начальником Химуили. Сам Химуили сейчас дрался с «сынами дворца» у Верхних ворот. Кантуцили ещё не знал, что к городу уже движется фаланга «мальчиков». Впрочем, ей ещё топать и топать. Дабы не терять времени, Кратер выслал вперёд обе данные ему гиппархии димахов. Чтобы те не заблудились в незнакомом городе, Хуцция отправил с ними Тиватапару.

Два десятка «сынов дворца» воины Тидея стоптали конями, даже не вспотев. И мешеди, стараниями Первого Стража оставшиеся было в меньшинстве, сразу стали одолевать. Ещё не вся гиппархия Теримаха въехала в город, а двое ворот уже были в руках македонян.

— Теперь к Цитадели? — повернулся Теримах к Тиватапаре.

— Если закроют ворота, её с наскока не взять, — возразил свежеиспечённый «главный виночерпий» лабарны Хуцции, — сначала надо очистить от людей Муваталли Верхний город.

— Выходит, Цидатель мы оставим заговорщикам? — нахмурился Теримах.

— «Сынов дворца» всего три сотни и Муваталли явно распылил их силы, раз они даже тут, в «Нижнем городе» торчали. Когда подойдут «мальчики» мы в любом случае выкурим Первого Стража из дворца. Обычно городской гарнизон состоит из пятидесяти колесниц и трёхсот суту, но боюсь, что Аннита нагнал сюда верных ему войск. Сколько их мне неизвестно, но они явно все собрались в Верхнем городе.

— Как нам прорваться туда?

— На следующем перекрёстке выйдем на широкую улицу, ведущую к Львиным воротам. Захватим их, вся западная часть города будет наша. Оттуда пойдём дальше.

— Понял, — кивнул Теримах, — вперёд!

Пройдя внутрь Цитадели, Шунашшура приветствовал других участников панкуса, которые уже ожидали выхода царя, собравшись перед колоннадой дворца.

Некогда царь Телепину, пытаясь бороться с проклятием Анниты, наделил Большое собрание полномочиями разбирать споры царя с его родичами. Так записали его слова:

«Кровь великого рода стала обычной, и Истапария, царица, умерла, а затем случилось, что умер Аммуна, сын царя. И люди богов объявляли: Вот-де кровь стала обычной в Хаттусе. И я, Телепину, созвал в Хаттусе собрание. Отныне никто в Хаттусе не должен делать зла сыну царского рода и вонзать в него кинжал».

Не помогло. Хотя сам Телепину умер в своей постели от старости, после него царские родичи продолжили вдохновенно резать друг друга, а панкус, хотя и собирался регулярно, но по большей части для участия в празднествах.

Праздник вуруллия, Новый год, начнётся завтра перед восходом солнца. Царь и царица поедут за город к месту упокоения предыдущих царей. Здесь будут принесены жертвы, проведено «кормление богов», произнесены молитвы о дожде и защите страны.

«Пусть процветает. Пусть покоится».

Потом будет пир, много музыки и танцев, без которых немыслим ни один праздник хатти.

Всё это завтра. А сегодня царю предстояло «умереть» и «воскреснуть». Перед подданными должен появиться «новый» правитель, годы которого боги «пересчитали и обновили». А всё зло следует удалить из державы к соседям. Муваталли не случайно решил устроить переворот именно в этот день.

Шунашшура поискал глазами своих сторонников. Так и есть, их в панкусе меньше трети. Многие отсутствуют, особенно те, кто должен был приехать из южных городов. Путь дальний, а зима в этом году сурова. Неужели боги действительно на стороне заговорщиков?

Главы южных городов оценили выгоды от соседства с макандуша, они, конечно же, поддержали бы Хуццию.

То, что собрание было неполно, никого не смущало. Такое случалось и прежде. Бывало, что на это сетовали при засухах. Дескать, не исполнены должным образом ритуалы на празднике дождей. Однако заставить всех участников панкуса регулярно приезжать в столицу, цари не могли. Слишком велика держава, а власть царя не безгранична. Это, кстати, весьма нравилось эллинам в войске Александра. Да и он сам как-то обмолвился, что Аристотель, вероятно, остался бы доволен государственным устройством этих варваров.

Учитель Аристотеля, Платон, осуждал монархию и демократию. О последней говорил:

«Смешна толпа в своём мнении, будто она достаточно распознает, что гармонично и ритмично и что нет».

Монархию он не отделял от тирании.

Аристотель соглашался с ним в том, что демократия — строй неправильный, хотя и сносный в сравнении с тиранией и олигархией. Но монархию он ставил выше.

Александр подумывал о том, что государственное правление у хеттов имеет форму более близкую к «власти лучших», нежели к единовластию. Царь у них — не самодержец, хотя, как рассказали Александру, со времён Телепину лабарна имеет почти всю возможную власть, не может лишь судить и казнить наиболее высокородных.

Александру, по понятным причинам, такая форма власти претила, хотя немало македонян подметили, что она весьма похожа на ту, которой обладали македонские цари до Филиппа и от которой ещё сохранялись некоторые традиции, вроде главенства собрания войска. Им нравилось это, а эллины и вовсе нарекли политию хеттов мудрейшей среди варварских государств. Вопрос оставался лишь в том, не перейдена ли зыбкая грань, отделяющая «власть немногих» от «власти лучших».

Анхнофрет рассказывала Александру, что и в Та-Кем то же самое. В её словах царь улавливал нотки ревности. Ему было известно, как египтяне относятся к другим народам и он только посмеивался их стремлению подчеркнуть собственную исключительность. Из разговоров с Итту-Белом и другими финикийцами Александр знал, что за тысячу лет Египет видел и избиение «лучших людей» с последующей деспотией.

Шунашшуре, однако, сейчас было не до философских рассуждений о политии. Если он оплошает, государство затрещит по швам, а сторонников так мало. Он не знал, что далеко не все отсутствующие проигнорировали панкус. Не появились они по вине Муваталли, который поручил «золотому оруженосцу» [16] «Золотой оруженосец» — один из высших военачальников. Тануве расставить на южных дорогах посты и разворачивать подъезжающих аристократов под благовидным предлогом.

— Под каким? — спросил Танува.

— Не знаю, сам придумай, что-нибудь. Скажи, что мор в столице.

— Так ведь потом вскроется… — пробормотал военачальник.

Муваталли только отмахнулся. У него от многочисленных забот и сомнений разболелась голова.

Высокородные ждали недолго. Из-за колонн появился человек жезла. Не тот, который объявлял о прибытии «посла» Угарита. Он не пережил приёма и теперь Первым Стражем был назначен новый.

— Великая таваннана! — объявил глашатай.