Владислав Савин - Война или мир (СИ)

-И не выехать? — охнула Катя — бандиты убьют, ограбят, и не узнает никто?

-Года четыре назад, так и было бы — серьезно ответил майор — но мы там кулачье и бывших помещиков, которые больше всех мутили, кого в расход, кому "четвертной" по лагерям. Так что год уже как бандитизм в Латгалии, не чаще, чем прости господи, в Москве. Если что и случается, то это ЧП на весь район, тут и прокуратура слетается, и ОМОН, и мы. И всегда виновных находили, и наказывали сурово! Но вот по-мелочи, запросто могут, что вы к ним по-русски, а они "не понимают", и так во всей деревне! Дорогу укажут неправильно, тайно шины проколят, еще чем навредят — а когда вы покупать что-то будете, так вас обсчитают, что Рокфеллер от зависти удавится. Особенно те, кого с отделяемых территорий депортировали — они злобу на нас затаили большую. Но я бы все же вам на Рижское взморье советовал: западное побережье, где Лиепая, и острова, это погранзона, там до сих пор иногда засланных шпионов и диверсантов ловят. А Рига сейчас, это уже как русский город, столько народа туда со всего СССР приехало, заводы восстанавливать и строить. И рядом Юрмала, место очень хорошее в плане отдохнуть — может, и мы с Машей и сами следующим летом в отпуск поедем, и Саньку возьмем! Хотите, скооперируемся? Я там все и всех знаю, и товарищей из местных комендатур, и меня там помнят хорошо!

-Тогда уж "победа" нужна — заметил Петр Иванович — в "москвиче" неудобно впятером.

-Санек наш маленький — сказала Марья Степановна — он с нами на заднем сиденье поместится. Что сейчас спорить — ближе к тому лету решим!

Санька, шести лет от роду, сын Марьи Степановны и майора, вертелся тут же на кухне. Ему давно полагалось спать — но ведь здесь так интересно! К тому же, когда еще недавно папа с какими-то "лесными" воевал, а мама у тети Ани и тети Люси работала, за их детьми присматривая, и за Саньком тоже, куда ж его оставить — там ложились очень поздно. Особенно когда дядя Юра приходил, и занимался "тренировкой подрастающего поколения", как говорил сам. Или же иногда по вечерам смотрели живое радио, на телевизоре КВН-49 (прим.авт — первых телезрителей даже называли "радиозрителями" ). Точно такой телевизор стоит в кабинете у самого Сталина, на известной фотографии в газете! И Сеня с Людой мечтали КВН купить, а Санька к телевизору относился без восторга — уж больно плохо было видно на черно-белом экране, размером с книгу, то ли дело кино, цветное, а иногда даже широкоформатное!

Отзвучал по радио гимн — и все жильцы, собравшиеся на кухне у "тарелки" репродуктора, чтобы прослушать новости, стали расходиться. И тут снова зазвучала музыка. Да какая!

Вставай страна огромная. Которой — и все это помнили — в недавнее военное время предваряли самые важные новости, или речи самого Вождя!

Но голос был не товарища Сталина, а Левитана. Последние сведения из Китая — американские империалисты совершили новое преступление, сбросив еще одну, после Сианя, атомную бомбу. На этот раз — на Синьчжун.

Это название было во всех советских газетах, не далее, как вчера. Рассказ о подвиге китайских партизан (конечно же, в такой войне и у них должны быть такие, как наш Ковпак!), захвативших американскую авиабазу, с которой Макартур хотел бомбить Особый Коммунистический район, а возможно, и советскую территорию! Большое фото командира Ли Юншена, с биографией — все как у нас, из бедняков, подвергался угнетению, с юности участвовал в борьбе, имел твердые коммунистические убеждения, организовал партизанский отряд. Отчего китайские товарищи, захватив аэродром, не ушли, как следовало бы партизанам, а сидели в осаде? Так чтобы американцы оттуда взлететь не могли, с атомными бомбами уже на Владивосток или Иркутск! Теперь этого товарища Ли Юншена, наверное, уже нет в живых — выходит, он и те, кто были с ним, погибли за нас, за то, чтобы бомбы на наши города не упали? Значит, это истинно "свои" товарищи — и прощать их смерть было никак нельзя!

С минуту в кухне было молчание.

-Завтра с самого утра соли и спичек куплю — произнесла наконец Вера Матвеевна, старейшая из жильцов, помнившая еще революцию пятого года — и еще крупы. Кому сколько, говорите — возьму и на вас, если сумею дотащить.

-Только зажили хорошо! — бросила Людочка — да что за время такое?

-Вот вам и снижение цен — сказал Сеня (который, уйдя с завода в институт на дневной, постоянно "стрелял" рубли до стипендии, стыдясь что Люда получает больше него).

-Да, теперь бензина для населения долго не будет — сказал Петр Иванович — хотя, может там, наверху еще договорятся?

-Не договорятся — решительно заявил майор Колосков — помните же, что от нас Макартур требовал, грозил: чтоб мы из Китая, а они туда? И будут американские танки на нашей границе стоять. Погано конечно — но уступать нельзя. Тут как в драке: если началось, то или ты, или тебя! Эх, Маруся, опять не удастся нам вместе в отпуск!

И майор тяжело вздохнул.

-Я тоже в военкомат — сказала Марья Степановна — медработники ведь на фронте тоже нужны?

-А Саньку куда? В детдом не позволю!

-Как можно? Я еще давно с Анной Петровной и с Люсей договорилась. Чтобы если что, наших детей вместе растить, чтоб не пропали. И Санек с ними рос, привык уже. Так что, в люди его выведут, если мы не вернемся.

Сашка помнил — большую светлую квартиру у метро "Сокол", где жила "тетя Аня Лазарева, которая в самом ЦК работает и со Сталиным встречается"! Квартира была почти такого же размера, как эта — на одну всего семью! — но казалась тесной. Там были, кроме самой тети Ани, красивой и доброй, совсем не строгой — еще дядя Миша, военный в очень большом чине, и тетя Люся и дядей Юрой, они вообще-то жили этажом выше, но часто тетя Люся даже ночевать оставалась здесь, "коммуной хозяйство вести". И приходили какие-то военные, и были еще тетя Паша и тетя Даша, домработницы, кто убирали, готовили, стирали. И были Владик, Петя и Анечка — "а ты, Санек, над ними старший, за них отвечаешь, когда вы вместе, и взрослых нет" — но обычно по утрам приходила воспитательница из детского сада, который был в этом же доме, и забирала всех четверых; был еще маленький Илюша, который в садик не ходил. Мама, когда оставалась, то спала в одной комнате с тетей Дашей, ну а Санек с другими детьми. А еще там была целая комната без мебели, лишь с мягким ковром, и даже чем-то вроде матраца на полу — на который совсем не больно было падать, когда дядя Юра учил, "будь как ванька-встанька, падаешь вперед, вбок, назад — уходи в кувырок и вставай на ноги". Или надо было уворачиваться от бросаемых шариков от настольного тенниса, "учитесь перемещениям и дистанции", или кидать те же шарики в стену, и ловить или отбивать, "развивайте скорость реакции". А когда не было дяди Юры, его заменяла тетя Люся, или, реже, сама тетя Аня. Однажды Санька видел, как тетя Аня и тетя Люся, обе в штанах, в той комнате дрались друг с другом, не по-настоящему конечно, но как в кино, махали руками и ногами, и деревяшками как ножами — увидев, что Санька и Владик смотрят, тут же прекратили и сказали, это наша игра, взрослая, вам пока рано. Или же, играли на скорость, в "цап-царап, отдерни руку", или на внимательность, на короткое время показать картинку, или разложенные предметы — после описать рисунок, или заметить изменения на столе, были и другие подобные игры — или просто читали вслух. А еще тетя Аня и тетя Люся иногда разговаривали между собой на чужом языке — "итальянском", через полгода Санька запомнил довольно много слов. Жить там было интересно — но год назад папу наконец перевели в Москву, и мама теперь бывала в доме на Ленинградке лишь изредка. Тетя Аня и тетя Люся тоже бывали здесь, на Чистых Прудах, у мамы в гостях. После чего соседка Катя и стала подражать "самой Смоленцевой" — такое же платье, прическу, теперь пальто и шляпку хочу!