Валентин Егоров - Без права на ошибку

Перед расставанием Васька сказал Пантелеймону:

— Ну, вот и все! Возможно, я больше с тобой, Пантелеймон, никогда не увижусь! Сколько продлится война, то бог ее знает?! Нам остается теперь переговариваться по рации, да мысленно обмениваться информацией! Перед расставанием хочу еще раз тебе напомнить, теперь ты для всех предатель родины, пособник фашистов, душегуб и злодей! Кто бы к тебе не обращался, не говорил, что с Большой земли пришел к тебе связным, никому не верь до тех пор, пока со мной не переговоришь по этому вопросу!

— Не будь таким грустным перед расставанием, Миша…

— Я не Миша, Пантелеймон!

— Извини, брат, но другого твоего имени я не знаю! Правда, если ты не против, то я могу обращаться к тебе, как к штандартенфюреру СС!

— Откуда ты это знаешь? — Искренне удивился Васька.

— Ты, наверное, забыл нашу первую встречу в Минске, на которую ты заявился верхом на мотоцикле, эсэсовский мундир проглядывался под плащом фельджандарма!

— Ну, что ж, тогда зови меня, по-прежнему, Михаилом! Да, и перед нашим расставанием я все же хочу услышать пару слов о твоем генерале. Вовремя нашей ночной беседы ты в одном из своих рассказов о переходе фронта, говорил о том, что с тобой провел беседу какой-то генерал?!

— Да, это был довольно-таки молодой комбриг! Никак не могу вспомнить его фамилию, в памяти хорошо сохранилось одно только его имя — Андрей! Даже отчества не помню, настолько я тогда был взволнован! Ведь тогда мне грозил настоящий расстрел! Дивизионные разведчики меня поймали на нейтральной полосе, когда я ее переползал. Их командир взвода решил выслужиться, показать себя героем перед своим начальством! Он меня лично доставил в штаб 102-й стрелковой дивизии. Там он командиру дивизии доложил о том, что им захвачен переодетый немецкий разведчик на нейтральной полосе! Вот тогда со мной и побеседовал этот самый странный комбриг. Несколько раз в ходе допроса он прямо-таки мне намекал, что будет мне благодарен, если я ему помогу перейти к немцам! Ты, Миша, можешь мне не поверить, но командир советской дивизии мне ясным языком намекал об этом! В ходе нашего разговора я понял, что он со мной говорил таким открытым языком только потому что уже принял решение, меня живым не выпускать из землянки Особого отдела своей дивизии! Но мне сильно повезло, немецкая авиация начала бомбежку месторасположение штаба дивизии. Во время бомбежки был убит часовой, полуразрушена землянка, в которой меня содержали! Словом, мне удалось бежать, я чудом остался в живых!

Васька некоторое время постоял на одной из аллей Измайловского парка, наблюдая за тем, как с каждым шагом от него отдаляются четыре человека! Эти люди могли бы стать его хорошими друзьями, но не стали! Война разлучила их!

Когда Пантелеймон со своим соратниками скрылся из вида, тяжело вздохнув. Васька направился к ближайшему выходу из парка. Там сел на трамвай, со множеством пересадок с одного трамвайного маршрута на другой он добрался до московского центра. Васька вышел на трамвайной остановке, расположенной прямо напротив недавно построенного здания Совнаркома на Моховой. Через витрину гастронома, он понаблюдал за тем, как у этого здания осуществлялся развод караула, а затем по тротуару от гостиницы «Москва» с деловым видом направился к гостинице «Метрополь». Когда он прошел гастроном, расположенный в здании гостиницы Москва, то увидел свободную таксофонную кабинку.

Зашел в нее, двухкопеечную монету Васька опустил в монетоприемник таксофона. Через некоторое время он начал шевелить губами, притворяясь, что с кем-то разговаривает. На деле Васька в этот момент начал вызывать Татьяну Метелину в мысленном диапазоне. Ему пришлось снова удивляться, Татьяна Яковлевна довольно-таки быстро отозвалась на его зов!

— Сержант, ты что теперь совсем не дашь мне жизни, будешь то и дело меня теребить, вызывать телепатически?

— Извините, Татьяна Яковлевна! На у меня имеется к вам небольшая просьба!

— У нас что теперь получается, ты, сержант, как немецкий шпион, теперь пытаешься превратить меня в свою соучастницу! Нет, такого не будет никогда, я никогда не предам своей родины! Понимаешь ли ты, говорю по слогам: «я ни-ког-да я этого не сделаю»!

— Да и не собираюсь вас делать соучастницей какого-либо преступления, Татьяна Яковлевна! Моя эта просьба касается твоей погибшей подруги Лизы!

— Ну, и что это за просьба?

— Мне хотелось бы узнать фамилию, отчество и имя командира 102-й стрелковой дивизии? Ты, наверняка, можешь это сделать, не привлекая к себе внимания!

— Дело не в том, что эту информацию я могу получить, не привлекая к себе внимания! Меня больше волнует, какое отношение командир этой дивизии может иметь к Лизе?

— Как я предполагаю, что именно он является хорошо знакомым Анны Андреевны! Именно он немало поспособствовал Лизе в устройстве на работу, во всем другом! В свое время я в Берлине слышал о неком бывшем работнике советских правоохранительных органов, работавшим на немецких разведчиков через германское посольство в Москве! Тогда его фамилия была Колосков, его звали Иван Иванович!

— Сержант, ты, что действительно был в Берлине! Ты, что действительно немецкий шпион?

— Татьяна Яковлевна, я вас прошу об одном небольшом одолжении с тем, чтобы знать, кто же предал Лизу? Этот Колосков никогда не был генералом, с началом войны он потерял связь с немцами, так как же ему все-таки удалось предупредить немце о полете Лизы в Белоруссию, когда у него с ними не было связи?!

— Хорошо, сержант, я чувствую, что мне легче выполнить твою просьбу, иначе ты от меня не отвяжешься! Не прерывай контакта, я только сделаю один телефонный звонок.

Васька больше не мог задерживаться в кабинке таксофона, рядом с ней остановилась женщина, явно желающая, воспользоваться таксофоном. Ему ничего не оставалось, как повесить трубку на рычаг таксофона, покинуть кабинку. Женщина тут же заняла кабину таксофона, а Васька решил перейти Моховую улицу, снова посидеть на лавочке в скверике у Большого театра. Пока ему было совершенно некуда торопиться.

Он еще не дошел до скверика, когда Татьяна Метелина снова появилась на канале мысленной связи:

— Сержант, похоже, ты прав, Колосков Иван Иванович работал в НКВД до 1940 года. Уволился в связи переходом на партийную работу, работал вторым секретарем по идеологии Гродненского обкома партии ВКП(б). В июне 1941 года обучался на курсах при Высшей партийной школе. В первый же день войны ему восстановили прежнее воинское звание «комбриг», назначили командиром 102-й стрелковой дивизии. Теперь тебе остается только выяснить вопрос, каким это образом он поддерживает связь с немцами, да и вообще поддерживает ли он такую связь?