Анатолий Логинов - Джеронимо! Книга первая. Война

Анатолия Пискунова всю жизнь и всюду звали Толиком. Несмотря на возраст, вес, положение и ситуации. Но благодаря своему легкому и незлобливому характеру он на это обычно и не обижался. «Пусть зовут хоть чайником, только на огонь не ставят». Он даже не сильно обиделся, когда одна из его близких подружек пошутила, заявив:

— Маленькая собачка до старости щенок.

Правда, потом она старательно пыталась загладить свою шутку бесподобной ночью любви. Что было весьма понятно, на фоне ее предыдущего бой-френда Толик, несмотря на имя и не слишком внушительную внешность, был если не Казановой, то, по крайней мере, Распутиным. Надо признать, про это Анатолий тоже узнал, случайно подслушав ее же телефонный разговор. После чего с подружкой и расстался. Очень уж он не любил, когда его обсуждают за спиной. В лицо — пожалуйста, он бы может и сердиться не стал, но за спиной…

Что касается подружек, то мало ли девчат в России? Старую истину, озвученную в песне: «Потому что на десять девчонок, по статистике девять ребят», — никто пока не опроверг. Тем более, что у себя в Выксе Пискунов соперников не имел совершенно. Как-то не принято было в серьезном городе сталеваров летать от одного объекта к другому. Нет, секс в этом не слишком большом городе был, но, как бы это выразиться… соответствующий размерам города. Поэтому и здесь хватало всего одного Казановы местного разлива и не ощущалось никакой необходимости в демонополизации.

Об этом Толик как раз и думал, глядя на свою небритую физиономию и ожидая, пока пробежится вода из крана. Наконец, пошла горячая, и Анатолий приступил к бритью, продолжая обдумывать создавшуюся ситуацию. А была она, если не смягчать выражения, хреновой. Мало того, что на работе опять задержали зарплату, так еще и очередная подружка вдруг дала полный «талак» [2] Здесь — ирония, «талак» — право мужчины на развод в исламе. заявив, что нашла себе друга помоложе и побогаче. По поводу богатства Толик сильно сомневался, а вот помоложе… да, возраст есть возраст. Давно прошли те времена, когда ему было восемнадцать. Остались в горах Афганистана, вместе с большинством армейских друзей…

Пискунов невольно отбросил бритву, так что та, загремев, укатилась куда-то под ванну. Сколько раз он себе давал слово все забыть и сколько раз ЭТО возвращалось к нему. Особенно ночью, из-за чего он и старался спать всегда рядом с мягким и податливым женским телом, возня с которым прогоняла это воспоминание надолго… до очередного раза. Сейчас же кошмар появился днем, чего никогда раньше не было. Анатолий застыл, уперев невидящий взгляд в зеркало, вспоминая…

Темная афганская ночь и душный, спертый воздух. Духота и разбудила сержанта Пискунова. Молодого, но уже пользовавшегося авторитетом не только у черпаков, но и у дедов десантника. Особенно сейчас, после трех недель боевых действий. Это только в Союзе думали, что введенные в эту восточную страну войска помогали сажать деревья и строить дороги. На самом деле здесь шла настоящая война. Местные жители, очевидно не зная о том, что они должны радоваться наступившей революции и пришедшей интернациональной помощи, вовсю сопротивлялись любым переменам в своей жизни. Сопротивлялись с помощью оружия, в том числе старинных, еще времен колчаковских и покоренья Крыма однозарядных «карамультуков» и английских десятизарядных винтовок. Причем и те, и другие в умелых руках аборигенов были довольно эффективным оружием. И седьмая рота второго батальона энского парашютно-десантного полка, направленная на прочесывание местности, понесла от них свои первые потери. Первые, но как понимал каждый боец, от командира роты старшего лейтенанта Олийника до любого салабона, не последние. Отчего все уставали как бы не в два раза быстрее, чем на учениях и полевых выходах мирного времени. Поэтому, когда роту отвели на отдых, сводили в баню и разместили в старой казарме, в которой когда-то размещался батальон еще той, шахской, армии, все с удовольствием расслабились. Казалось, что теперь никакие опасности роте уже не грозят и можно спокойно отдохнуть по-человечески, на кровати с бельем, чувствуя легкость чистого, только что отмытого до скрипа кожи тела. Кое-кто из дедов даже принял по стаканчику местного самогона [3] С. Малинин: «В Баграмских дуканах в то время пользовался спросом афганский самогон под названием «шароп». Гнали его духи вроде бы из винограда, типа как грузинскую чачу…» , «конфискованного» у аборигенов во время рейда. Возможно, выпили и офицеры, расположившиеся отдельно, в боковой пристройке. И никто не придал никакого значения ни тому, что казарма стояла несколько на отшибе, и незаметно подобраться к ней можно было без особых усилий, ни тому, что кроме батальона афганской армии, расположенного в полукилометре от их казармы, других войск поблизости нет. Чувство покоя и безопасности овладело всеми настолько, что уснули даже дневальные и выставленное на всякий случай охранение. Заснули, усевшись рядом с приоткрытыми, чтобы проветрить помещение, дверями и прямо у стоящих рядом с казармой БМДэшек. Вместе со всеми заснул и Анатолий. И если бы не духота, не проснулся бы. Вынырнув же из сна, он сначала почувствовал резкий, приторно-сладкий с металлическим оттенком, запах… запах свежей крови. Потом услышал странный, ни на что не похожий звук и шорох…

Автоматы большинства десантников по приказу командира роты были собраны в самом дальнем углу казармы, у стены, в специально пристроенной к ней пирамиде. Черпаки выполнили приказ буквально, но несколько дедов, а также некоторые сержанты, забрали оружие себе, как только офицеры ушли. И сейчас, едва открыв глаза, Толик одновременно инстинктивно потихоньку тянул лежащий в изголовье АКС к себе. Поэтому, едва заметив странные силуэты над кроватями сослуживцев, Пискунов сбросил предохранитель и дал короткую очередь поверх, чтобы не задеть своих. Хотя какие могли быть свои? Свои все без одежды, белые. А у караула и дневальных койки у входа и здесь им делать нечего. От выстрелов вскочили, все же две недели боевых выходов даром не проходят. И тут начался ад. Такой, как в кошмарном, бредовом сне: душно-липкая тьма, расчерченная рыжими всполохами автоматных очередей, заполошные крики, испуганный мат и бестолковая суета.

Три белесые тени метнулись от кроватей к оружейной пирамиде. И напоролись на двух автоматчиков, терпеливо поджидавших «шурави» в углу казармы. Два автоматных ствола слажено рыкнули. Голова Сани Кислицина — лучшего друга Толика, превратилась в жуткую, расколотую пополам, маску. Две пули калибра семь шестьдесят два в упор — это не лечится…