Анатолий Дроздов - Реваншист. Часть первая

— Спасибо! — поблагодарил я, сунув листок в карман.

— Вам спасибо! — сказал генерал и поднял рюмку. — Ну, за правильную жизнь?..

Домой меня привезли в виде мебели. Я не учел, с кем сел за стол. Вернее, забыл. В том времени я знал: не умеющие пить в милиции не служат. Как-то в одной из командировок меня отвезли в поселок на милицейскую операцию. Она прошла успешно. Это потребовалось отметить. В поселке имелся спиртовой завод. Участковый сбегал и принес трехлитровую банку спирта «Прима». Они с сопровождавшими меня милиционерами выпили по стакану. После чего капитан-гаишник сел за руль и отвез меня в райцентр. Машину он вел уверенно. Если бы я махнул стакан спирта, то оказался бы в кювете…

Синельников и Храмой сдали меня на руки жене. После чего я узнал, что она думает о советской милиции. Мои спутники этого не услышали, поскольку спешно отбыли. Меня раздели и уложили на диване. Тащить благоухающего перегаром мужа в постель Лиля не захотела. Я, впрочем, и не настаивал, поскольку сразу уснул.

В марте я забрал Лилю с завода. А вот нечего ей там делать! Денег у нас более, чем тратим, а о стаже для пенсии можно не волноваться: 22 года всего. Побудет домохозяйкой — в СССР не возбраняется. Правда, если есть дети. Теоретически Лилю могли признать тунеядкой. Но для этого ее нужно выявить. Милиции, что больше заняться нечем? А если и выявит, я знаю одного генерала… Лиля без пяти минут член Союза писателей. «Маладосць» опубликовала подборку ее стихов, секция поэзии рекомендовала к изданию сборник. В будущем году книга выйдет, после чего одним официальным поэтом в БССР станет больше.

Работа над романом летела. После завтрака я диктовал, Лиля печатала. Ежедневная норма в десять страниц набиралась быстро. После обеда мы правили текст и откладывали странички для машинистки. Незачем тратить время на тупую работу. У нас что, нечем заплатить? К тому же редакции и журналы требуют первый экземпляр. Два-три раза отстукивать одно и то же? Нефиг, нефиг. Лучше проведем это время с пользой.

Мы и проводили. Ходили в кино, театр, музеи, не пропускали ни одной выставки. Навещали родню, благо число ее возросло. Я читал книги. Художественные редко — их я помнил по прошлой жизни. Копался в трудах историков русского Средневековья. В частности, перечитал Бориса Рыбакова. Впоследствии его много критиковали, но писал Борис Александрович душевно, с любовью к Руси. И предмет знал. Это вам не «заклепочник» с форумов моего времени.

В июле мы отправились в Пицунду — всей семьей. Мы с Лилей, отец и Маша. Семье Девойно путевки выделил Литфонд — бесплатно, конечно. Отцу с Машей пришлось покупать на месте — в Доме творчества имени Дмитрия Гулиа. В обмен директор попросил Девойно выступить перед отдыхающими. Популярность «Экстрасенса» докатилась и Пицунды. Я не возражал — отдых того стоил. К слову, домов творчества у Литфонда в этом времени пятнадцать. Переделкино, Комарово, Коктебель, Дубулты, Гагра… Хорошо жилось советским писателям! В моем времени они впадут в нищету. Какие дома творчества? Там теперь другие…

Мы с Лилей прилетели в Адлер на самолете, отец с Машей отправились на «Волге». Им нужно было посетить родителей жены, показать тем мужа. Тесть с тещей отца жили в Донецке. Там, где в моем времени будут рваться снаряды… Как вспомню — ножом по сердцу. Реформировали СССР, дерьмократы! Чтоб вам на том свете до скончания времен во тьме гнить!

Из аэропорта мы приехали на такси. Заплатили 25 рублей. Подумаешь! Мне с одного спектакля больше капает. А вот Лиля поморщилась — не привыкла еще. В деревне за четверной билет надо пахать. Она не знает, что успешные люди в СССР не в состоянии потратить заработанные деньги. Не на что. Квартиры не продают, на автомобили очередь, за границу поехать — проблема. Выпускают не всех. Можно кутить в ресторанах, но я этого не люблю, Лиля — тоже.

Номер в Доме творчества был шикарный. Огромная комната, двуспальная кровать, богатая обстановка. Через день прибыли отец с Машей. Им номер выделили хуже — не лауреаты и даже не писатели. Но все равно глаза у родственников были по блюдцу. В номере — цветной телевизор, большой холодильник, ванная, лоджия… Сама комната просторная и светлая, мебель импортная, новая.

— М-да! — заключил отец. — Сколько отдыхал в санаториях, но такой роскоши не видел. Хорошо писателям!

Это, смотря каким. Путевки в Пицунду дают не всем. Членов Союза писателей в СССР восемь тысяч. На всех мест не хватает, особенно в сезон. Но Девойно — лауреат премии Ленинского комсомола, и к руководству писательского Союза вхож. Потому и сумел притащить в Дом творчества родственников. А чем они хуже литераторов, накарябавших книжонку и живущих с этого всю жизнь? Александр Иванович и Маша — труженики. У отца полная грудь наград, две из которых — фронтовые. Успел он зацепить войну — краешком, но хватило. Партизанский отряд, потом — Красная Армия, наступление на Кенигсберг. До города не дошел — словил осколок. Госпиталь, демобилизация по ранению, техникум… Маша в своем КБ — ведущий конструктор. Ей поручают проектировать самые сложные узлы. Об этом даже в заводской многотиражке писали.

В Доме творчества я работал — привычка. Я и в той жизни был трудоголиком. Но Лилю не припрягал — пусть отдыхает. Вставал в семь, традиционная пробежка, силовые упражнения, душ. К завтраку спускался свежим и бодрым. Затем девочки и отец уходили на пляж, я садился за «Эрику». К полудню набивал шесть-семь страниц. Затем шел обедать. Дневной сон с отдохнувшей Лилей — и пляж. Морские купания, горячие хачапури с холодным пивом, валяние на покрывале, подкидной «дурак», пара на пару. Отец играл виртуозно — на Северах наловчился. А что им делать темными вечерами в своих домиках-бочках? Но и меня голыми руками не возьмешь. Память хорошая, вышедшие в отбой карты помню. Так что навешивали друг другу «погоны» попеременно. Женщин не трогали — обидятся. Они игру воспринимают всерьез.

Ужинали мы или в столовой или летнем кафе неподалеку. В Доме творчества кормили вкусно, но хотелось разнообразия. Кафе было декорировано под горскую хижину, и пахло там одуряюще. Над стойкой висели пласты копченого мяса, мы его регулярно пробовали. А еще заказывали шашлык и ароматное абхазское вино. 30–40 рублей с компании за ужин — не деньги. Где-нибудь в Москве сдерут больше, да еще накормят непонятно чем.

По воскресеньям ездили в Пицунду, где затаривались замечательным вином. Продавал его старый абхаз — прямо из багажника «Волги». Я помнил его еще по той жизни, как и вино. Подобного я даже во Франции не пробовал. Ароматное, ласкающее небо и язык, настоящее солнце в бокале. Трехлитровая банка за десять рублей? Дайте две! Жены покупали фрукты, местные сладости, какие-то сувениры. Побывали мы и в Сухуми, где смотрели на обезьян в питомнике. Одна из них, вернее, один попытался схватить Лилю сквозь прутья решетки. Приглянулась. Видно, такой самки в гареме ему не доставало. Над этим долго смеялись, больше всех — Лиля. Приятно, что твою красоту оценил даже обезьян. Съездили мы и к озеру Рица — на автобусе. Отец не решился гнать «Волгу» по горной дороге. Та и вправду выглядела жутко. С одной стороны — гора, с другой — пропасть. Глубокая, дно еле видеть. Женщины визжали. С озера привезли копченой форели. Ее продавали тайком: ловить запрещено. Но если поймали, почему бы не употребить? Форель замечательно шла к белому вину. В тот день мы опились и обожрались. А что, отдых.