Владислав Савин - Красный тайфун (litres)

Берия знал, что по приказу Хозяина еще в сорок четвертом, а может даже и раньше, был создан то ли особый отдел, то ли департамент неких гениев, дающих аналитические оценки событий совершенных и прогнозы на будущее – на основании всей полученной информации, и разведки, и открытых источников, и статистики… и наверное, знаний от потомков? Кто входил в этот «орден посвященных», законспирированный еще лучше, чем «Рассвет», знал только сам Красный Император (Берия ловил себя на том, что прочтя Бушкова, мысленно называет Вождя именно так). Когда-то, еще в самом начале, госбезопасность попыталась осторожно выяснить личности этих, бесспорно, самых высших секретоносителей СССР, «для отработки лучшего взаимодействия». После чего Лаврентий Палыч был вызван «на ковер» к Сталину – и взгляд Вождя был таким, что описался бы от страха даже уссурийский тигр, доведись зверюшке оказаться тогда в кабинете. А Хозяин лишь сказал: ничего выяснять не надо. И добавил: надеюсь, ты понимаешь, если с кем-то из товарищей случится что-то плохое, я буду очень огорчен.

Так что сейчас, читая документ с уже знакомой подписью Н. Ш., даже всемогущий контролер всех спецслужб Советского Союза не знал, это «позывной» одного человека или группы? И ведь вполне возможно, что «в миру» этот Н. Ш. хорошо известен Берии под другим именем, может даже они и лично встречались, например, в одном из наркоматов, или в Совете Обороны, или в ЦК. Но ведь не спросишь? Главное – мнение этого человека (или коллектива) для Сталина чрезвычайно авторитетно.

…важнейшим элементом японского нацизма – хотя этот термин, наиболее отражающий суть, исторически неточен, так как описанная ниже картина сложилась намного раньше зарождения германского нацизма – стали «новые дзайбацу», представлявшие не слишком организованные, но весьма жадные военно-административные группы уже напрямую связанные с «военщиной» как явлением, в то время как сама военщина стремилась получить через них необходимый вес в состязании за власть.

В итоге в японском обществе, ставшем на путь ускоренной модернизации, вместо прежней четкой (пусть и архаичной) системы, основу которой составляли два клана аристократии, чьи кулаки – это армия и флот, сытые пузики – это дзайбацу, поделенные между кланами, а интеллект, общая на всех голова, это Двор Императора – возник клубок неразрешимых противоречий и проблем на экономическом, социальном и политическом уровнях. Систему взорвал (при отсутствии иных социальных лифтов) наплыв в вооруженные силы массовой комплектации огромного числа лиц не самурайского сословия. Существенно, что эти военные «среднего и нижнего слоя», объединенные двумя мощными иерархическими системами (армия и флот) в противостоящие группы, чье противостояние само по себе основано только на бедности государственных ресурсов, анахронизмах в фундаменте социального мышления и поведения – очень скоро осознали свою силу и явно не были удовлетворены полученным. Причем связь (и психологическая, и экономическая) высших военных (в подавляющем большинстве представителей древних самурайских родов) и офицерской/унтер-офицерской массы была утрачена. И в Японии не было ресурсов, чтобы эту массу, обученную только войне, ориентированную на спасение и бессмертие через войну, и категорически не желающую возвращаться к мирным занятиям – как-то «накормить», в широком смысле.

Отсюда противоречие между «старыми» генералами и адмиралами, давно сросшимися со старыми Дзайбацу, с гражданскими элементами Власти с одной стороны – и «молодыми офицерами» (без различия, армейскими или флотскими) с другой. Бесконечные офицерские бунты тридцатых – наглядное выражение этого тезиса. Вот это и есть борьба за власть в тогдашней Японии, в самом первичном смысле.

В итоге военные были многочисленны, сохраняли власть, но существовали буквально в социальном вакууме.

Снизу привычно подчинялись – своеобразные «ментальные крепостные», иногда волей штабов и религиозными установками становящиеся этакими солдатами-рабами – даже вопреки экономическим задачам корпораций. Способными эффективно воевать не в последнюю очередь, оттого, что «счастлив лишь мертвый». Заодно военные таким способом охраняли от корпораций свою власть.

Наверху боялись повторения тридцатых и уступали в течение всех тридцатых, пытаясь как-то использовать такую активность, но совершенно не хотели идти ко всеобщей катастрофе (в 1944–1945 годах, тенденция уже заметна в высшей степени). Наиболее разумные из высших военных Японии вместе с кругом «высших управляющих» искали выход из тупика – собственно, Коноэ именно для того и создал свое «Общество любителей чайных церемоний».

Но в том-то и дело, что системный выход им, как и всей Японии, могли предложить лишь США со своим «сетевым» мироустройством! (ага, подумал Берия, – писал явно или выходец из 2012 года, или тот, кто хорошо знаком с их идеями и лексиконом). Именно потому за контакты с СССР уже в бессмысленной форме выступили немногочисленные военные, желающие сохранить систему мироустройства, но избежать катастрофы – и как раз они-то остались в полной политической изоляции. Потому что брать за основу советское общество – наиболее мыслящим группам представлялось принципиально бессмысленным. Зачем надстраивать свою пирамиду еще одной «малоустойчивой вершинкой», создающей только дополнительный гнет?

Именно поэтому американцам в конечном итоге подчинились не только интеллектуалы, но и подавляющее большинство населения, которое в целом без эксцессов приняло «демократический» порядок, приспособив его под свою специфику. (ну точно, писал тот, кто знал историю мира «Рассвета»).

Послевоенной Японии невероятно повезло с массовой гибелью офицеров среднего и старшего (но гораздо реже высшего) звена в самоубийственных атаках. Были в массе выбиты носители национальной шизофрении на почве глубокого социального невроза, отраженного в синтоизме, больные «отключением действительности» и загонявшие нацию в непроходимый цивилизационный тупик, буквально выжженный в социальном интеллекте, «счастлив лишь мертвый» из марша скорби.

– Прочел? – спросил Сталин. – И чтоб было ясно: это не личное мнение Н. Ш.! В основе – опрос самих японцев, что они думают – опрашиваемые были как из числа пленных, так и в естественной среде. Так какого… такой обзор не лежал на столе у меня и прочих ответственных товарищей еще до начала войны? Мы бы все равно свое забрали, но скорректировали бы и политику и пропаганду. А что ты можешь сказать о «русские часто выигрывают войны, но у них куда реже выходит выигрывать мир»?

– У европейцев степень допустимой подлости больше, – ответил Берия, – как какой-то француз назвал нас «варварской нацией», потому что мы «соблюдаем международные договоры». В то время как у них «джентльмен всегда хозяин своего слова – когда выгодно, даю, когда надо, беру назад».