Владислав Савин - Восточный фронт

— У нас в Штатах истребительные эскадрильи уже переходят на этих красавцев — громко сказал Макартур, глядя на русских — "Шутинг стар" превосходит любой истребитель мира настолько же, как "спитфайры" или "мессершмидты" сильнее довоенных фанерных бипланов. Даже жалко, что япошки так быстро сдались, не дав нам по — настоящему опробовать эти суперистребители в бою. Теперь неизвестно, в какой войне им суждено открыть свой боевой счет — в мире остались лишь три силы, Штаты, Англия и Россия. Но все мы ведь союзники, не так ли?

Офицеры — связисты уже вынесли на палубу ящик рации, микрофон, и зачем‑то динамик. Макартур, отстранив адъютанта от ВВС, лично отдавал команды на пилотаж. Затем реактивный истребитель пошел вниз, чуть уменьшил скорость, его маневры показались мне немного странными. И тут из репродуктора раздалось такое, что все присутствующие успели прийти в смятение — до того, как отключили связь. Самолет пролетел мимо нас совсем низко, так что все на палубе "Энсона" могли различить его опознавательные знаки, это вызвало удивление еще больше.

— Простите, Дуг, вы для демонстрации выбрали русского пилота? — спросил я — да еще, похоже, пьяного? И судя по обозначениям — чей же это самолет?

Макартур в ответ, не сдержавшись, разразился монологом, который я не позволю себе цитировать, поскольку такие слова джентльмену в приличном обществе совершенно не подобают.

18 июл я 1945. Над Токийским заливом.

Су‑ка бля — ять — сказал Джимми, с тревогой глядя, как приближается водная поверхность — ну выходи, сво — лочь!

Он обращался в женском роде к свистящему и ревущему грозному самолету — потому что накрепко запомнил, что говорил инструктор, ему и остальным пилотам 412й авиагруппы, в Калифорнии на авиабазе Бэкерс — филд. Их было десять, лучших воздушных бойцов Воздушного Корпуса Армии США, все асы — ни у кого не было меньше пяти сбитых немецких или японских самолетов. Хотя на взгляд инструктора, испытателя с фирмы "Локхид", прежние навыки воздушного боя были скорее недостатком для полетов на "Шутинг старе".

— Ни в коем случае не дергайте ручку и газ резко. Может возникнуть срыв потока, и не на крыле, а на воздухозаборнике — что вызовет такую гадость, как помпаж движка. Попросту — или мотор просто остановится, а без него Р-80 летает не лучше топора, так что на вынужденную посадку не рассчитывайте, а запускать турбину в воздухе до того, как врежетесь в землю, это игра в русскую рулетку. А в худшем случае будет пожар двигателя — и тогда, молите бога, если скорость достаточно мала, чтобы выпрыгнуть. Экспериментально установлено, что при четырехсот пятидесяти милях выбраться из кабины невозможно, особенно при пикировании — а эта малышка в добром настроении разгоняется и до пятисот тридцати. Да, именно так — ведите себя с ней как с девчонкой, нежной и не терпящей грубости — может быть тогда вы не забудетесь и в воздушном бою, не станете шуровать ручкой как дубинкой в драке. И эту науку вам придется постигать здесь самостоятельно — двухместных учебных машин еще нет. А сейчас я расскажу вам, как на этой стервочке садиться — с непривычки это едва ли не сложнее воздушного боя.

Инструктор оказался прав — Джимми чуть не разбился тогда, в первом же полете. Хотя надо было всего лишь взлететь, сделать "коробочку" вокруг аэродрома, никакого пилотажа, лишь почувствовать, как реактивный себя в воздухе ведет, и сесть. Но одно дело услышать, что у этой стервы высокая посадочная скорость и очень пологая глиссада — и совсем другое, сидеть в кабине во время процесса! Как выдержать курс захода на посадку, если при низкой глиссаде полоса попросту не видна вдали? На медленный, плавный сброс газа, как учил инструктор, самолет сначала не отреагировал вовсе, а затем так же плавно и неудержимо пошел вниз, Джимми облился холодными потом и так же плавно прибавил турбине оборотов, прыгать с парашютом на такой высоте нечего было и мечтать! Но если "уорхок" буквально ходил за газом, лишь двинешь вперед, и уже ускорение вдавливает тебя в спинку, то у этой сволочи оказалась на редкость замедленная реакция, земля была совсем рядом, когда самолет наконец прыгнул вверх! И снова приходилось гасить скорость, молясь чтобы не упасть — в итоге плюхнулся с большим перелетом, хорошо что полоса была длинной, хоть на "сверхкрепости" садись! Страшно представить, окажись это обычный полевой аэродром!

— Верь не глазам а приборам — сказал после инструктор — заметь на подходе ориентиры, измерь по карте дистанцию от них до полосы, и посчитай, какая скорость и высота должна быть у тебя при их прохождении. Тогда — ничего страшного. Что любопытно, пилоты с бомберов к такому гораздо лучше привыкали.

Вдобавок, плохо работали закрылки, выпускаясь едва на четверть от положенного — что еще добавляло при посадке острых ощущений. А отвратительная приемистость движка была как дамоклов меч при виражах, чуть перетянешь ручку, потеряешь скорость, и срываешься в штопор — особенностью реактивного мотора было что он выдавал большую тягу, чем больше, а не чем меньше была скорость! После первых же учебных боев Джимми решил, что "собачья свалка" для "шутинг стара" категорически противопоказана — только "качели", бум — зум, удар с пикирования на скорости, и снова наверх. В этом случае машина вела себя просто великолепно — свободно выдавая пятьсот миль, не угонится никто! Да, это был лучший истребитель мира — раз мог легко сделать любого противника, любой страны. А "уорхок" был хорош — но ушло уже его время.

Ну вот и кончилась эта война. И его контракт. И четыре сбитых японца, в дополнении к шестнадцати гуннам. А ведь он всерьез подумывал о музыкальной карьере — после того выступления с Гленом Миллером во Франции в сорок четвертом, тот белый оказался истинным джентльменом, предложив сотрудничество, а тот факт, что Джимми, пилот- истребитель действующей армии, и имеет на счету больше десятка сбитых немцев, лишь добавляло к нему интерес публики. Тем более что какой‑то очень умный человек придумал аппаратуру звукозаписи на магнитную ленту, и не требовалось уже лететь в студию в Штаты, чтобы выпустить пластинку. Которую Джимми держал в руках, уже в мае, через две недели после капитуляции гуннов.

И все пошло прахом — кто же знал, что этот мерзавец, капитан Уокер, первый ведущий Джимми, обращающийся к нему не иначе как "эй, ниггер", и даже раздающий зуботычины при каждом удобном случае, не погиб тогда над Гавром, и не сдох в немецком плену? А вернувшись, вполне официально заявил, что это Джимми, а не немец, в том бою сбил его, Уокера, в хвост, отомстив за битую физиономию перед вылетом. Хорошо что в армии не только такие как этот подонок есть — генерал обвинение не поддержал. Но после вызвал к себе Джимми и сказал: