Лев Прозоров - Перуну слава! Коловрат против звезды

– Световит… – шевельнулись синие губы. Наверное, пану Збигневу казалось, что он кричит, вскинув навстречу светлому Богу руку – здоровую правую руку. Но это лишь напряглось плечо под белой рубахой да шевельнулась под одеялом перевязанная культя.

Шевельнулась и замерла.

Лучи Световита отразились в остановившихся глазах.

Пан Властислав поднял правую руку в дружинном приветствии. Надел шапку и, резко повернувшись, вышел из горницы.

С неприметной лавки у стены поднялась пани Ядвига, взглянула на него и, едва не сбив с ног, кинулась за полотняную занавесь. Тишина за спиной пана воеводы вдруг прорвалась сухим, отчаянным, рвущим горло и душу рыданием.

А пан Властислав шел, и пол под его ногами гремел, стонал и рычал, рычал эхом его мыслей.

Во дворе от затухшего костра поднялись навстречу воеводе дружинники.

Они уже знали.

– В седла, – негромко приказал пан Властислав. – К бою. Зден, будешь след править.

Дружинники бросились к коням. Вынимали из вьючных сумок кольчуги, отцепляли от седельных лук островерхие шлемы.

– Пан Властислав…

Воевода повернулся и встретился взглядом с зеленовато-серыми глазами Яцека Скальского.

– Отец… – наследнику, нет, теперь уже хозяину Скалы было тяжело говорить.

– Он гордился тобой, – глухо ответил воевода.

Зеленовато-серые глаза недобро сузились.

– Я с вами.

– Нет. Ты нужен сестре. Это приказ.

Яцек вскинул белобрысую голову:

– Кто приказывает Скальским в Скале?!

Пан Властислав, уже сидя в седле, наклонился к нему:

– Яцек, кто-то должен приготовить и разжечь костер для твоего отца! Неужели это будет холоп или женщина?

Яцек помолчал, отведя глаза, с трудом кивнул и крикнул:

– Опустить мост!

Когда дружина воеводы пересекала ров, тоскливые женские голоса уже завели причитание…

На исходе дня он догнал их.

Зден, ехавший впереди, внезапно рванул узду и поднял свободную руку.

– Близко, пан воевода. Костром тянет.

– Сколько? – только сейчас воевода задал этот вопрос.

– Стяг или близко к тому, пан воевода.

Властислав помолчал, спиной чувствуя взгляды дружины. Их было почти вдвое меньше, и кони устали…

– Труби, Микл, – процедил он. – Труби. Они жили, как собаки. Пускай попробуют умереть по-людски.

Ночь разорвал хриплый и яростный рев атакующего зубра.

– Скала! – закричал пан Властислав, выхватив меч, и пришпорил Огника.

– Скала! – кричала его дружина, и отблеск разбойничьих костров заблистал на клинках.

Мораваки не ждали нападения. Но и бежать не пытались. Пеший от конного не уйдет, это они знали, а седлать коней времени уже не было. Все, что они успели – вскочить и схватить оружие.

Этого воевода и хотел. Он не любил убивать безоружных. Даже если те и не заслуживали иной доли.

Другое дело – меч на меч.

И пан Властислав рубил вправо и влево, рассекая древки копий, и кольчужные наголовья, и чернокудрые головы, и лица с белым оскалом.

Каждый его удар был смертью.

За затоптанную копытами ваших коней Святую ночь.

За забрызганные алой росой купальские травы.

За Прибывоя Скальского, принявшего смерть в ночь любви.

За его брата, которого вы научили встречать гостей стрелами.

За его сестру, которая боится верить клятвам.

За глаза обиженного ребенка на лице умирающего старика – Збигнева Скальского.

Летучей мышью кинулся кто-то в черном в такую же черную ночь, но у самого края света костров взблеск меча швырнул его наземь.

Все. Больше никого не было. Последний моравак, воткнув меч в землю, кричал:

– Стойте, стойте! Стойте же, скаженные!

Всадники окружили его. В их глазах еще тлел огонь битвы.

– На колени, пся крев! – Микл повелительно взмахнул окровавленным мечом.

Моравак рухнул на колени. Смуглое лицо побледнело, руки тряслись, белые от страха глаза глядели из-под темных спутанных волос.

– В-вы что, вовсе об-безумели?! – крикнул он. Голос его ломался, губы плясали. – Ммы люди к-круля М-мечислава! Все пойдете на шиб-беницу!

Пан Властислав перегнулся с седла, вцепился в длинные сальные патлы, рывком вздернул моравака на ноги.

– Еще раз произнесешь своими погаными губами имя… – он захлебнулся яростью, сглотнул, прикрыв глаза, – имя моего Мешко – пожалеешь, что не умер с ними! – он кивнул на лежащие в траве тела и толчком отшвырнул моравака.

– Убирайся! Убирайся и передай сородичам – я еду в Гнезно. Круль все узнает. И земля польская загорится у вас под ногами, изверги! Это я говорю, воевода Властислав Яксич!

Моравак хотел что-то сказать, выдохнул зло и отчаянно:

– А-а! – и бросился к коню. Спешившиеся воины брезгливо расступались перед ним.

Когда топот копыт его скакуна смолк в ночи, воевода повернулся к своим воинам.

– Есть кто раненый?

– Скубе бок пропороли, – сумрачно отозвался Микл. – И Здену по ноге клевцом перепало.

– Да царапина, воевода… – поспешно начал невидимый в темноте Зден.

– Тихо, – повысил голос старый воевода. – Перевяжитесь да потихоньку поезжайте в ту деревню, что вечор минули. Да скажите кметам, чтоб к утру пришли, прибрали… этих. Еще будут потом по ночам шататься…

После скачки и сечи сил у дружинников осталось лишь на то, чтобы отъехать чуть дальше по дороге. Не ночевать же среди трупов, в залитой кровью траве…

А чуть свет дружина вновь была в седлах, и вихрем несся впереди пан Властислав.

Всю ночь он сам простоял в дозоре – знал, что уснуть не сможет.

От не утоленной ночным боем ярости клокотала душа воеводы, и, сам того не чуя, гнал он и гнал ни в чем не повинного Огника, торопя его бодцами и плетью.

Вот поднялись навстречу над овидом башни и стены стольного Гнезно. Шарахались с дороги испуганные пешеходы, очищая путь стремительным всадникам. Прогрохотали под копытами скакунов доски моста, замелькали дома и дворы, воронье взмыло над шибеницей у ворот замка. И стражники у ворот лишь повернули им вслед лица – смуглые, черноусые, кареглазые лица.

Во дворе воевода соскочил с коня, кинув поводья Миклу, и стремительно двинулся к палатам круля.

Мечислав ждал его у окна просторного светлого покоя. Когда воевода ворвался в дверь, едва не сбив с ног так и не замеченных им стражников, круль повернулся к нему и приветливо улыбнулся.

Слишком тяжелым был этот шаг и слишком широкой – улыбка, но где же было заметить это разгоряченному воеводе!

– Га, дядька Власта! День добрый, – начал первым круль, распахивая объятия своему седоусому воспитателю. – Ну, рассказывай – каково у свеев гостевалось, как свадьбу справили?

– Погоди, Мешко! – Властислав вытянул перед собой руку. – Я с тобой сейчас не о том говорить хочу. Ты – круль, Мечислав! Ты – государь! А ты ведаешь, сидя в Гнезно, что вокруг творится? Не на рубежах, не за морем – здесь, в двух днях пути? Что твоим именем холопы жены твоей делают?! Мешко, они старого Збигнева, Збигнева Скальского убили, и сына его, Прибывоя! На их земле! В Святую ночь! Твоим именем, Мешко! Мало того, они на тебя клепали, что ты честь дедову порушил, от Световита к Мертвецу Распятому перекинулся! Они…