Синклер Льюис - Том 6. У нас это невозможно. Статьи

На этом участке я видел восемь свежевыструганных подставок. На них стояли четыре гроба с людьми, убитыми шерифом во имя защиты американизма; затем покойников снесли туда, где уже нет смысла вести спор о том, как лучше всего хозяйствовать на южных текстильных фабриках.

Они действительно упрямы и безрассудны, эти забастовщики. В «блиндаже», как они называют свой штаб, я встретил вдову лет шестидесяти. Ее платье, судя по стеклянным пуговицам, было сшито в 1870 году. Наверно, оно досталось ей от матери. И, несомненно, направляясь в «блиндаж», она надела свой лучший наряд.

Меня познакомили с ней. Взвалив на плечо полмешка муки, полученной в комитете, она собралась идти домой. Мне сказали, что ей некому помочь, так как старшие дети ушли из дому и сами едва сводят концы с концами.

Она проработала на фабрике многие годы. «Но больше я не пойду туда работать, — сказала она мне. — Я не смогу переступить через кровь наших ребят. Не знаю, что со мной будет, пора, видно, господу богу меня прибрать».

Старая женщина в старомодной одежде брела по дороге с мешком муки за спиной. Она верила в бога. Но в нашей модернизированной и энергичной Америке почти не осталось места для старух, верящих в бога.

В «блиндаже» я повстречал еще одного человека. Человека со спокойными глазами. В Нью-Йорке не часто встретишь людей со спокойными глазами.

Имя этого человека — Дэн Эллиот.

Я уже упоминал о нем как об одном из руководителей забастовки, который научился бастовать, не дожидаясь появления «иностранных» агитаторов. Я надеюсь, что он в ближайшее время покинет Марион. Ведь Марион — отнюдь не безопасное место для человека с таким иностранным и большевистским именем, как Дэн Эллиот.

Наверное, поразительней всего то, что в штабе забастовщиков я не нашел ни капли той самой кукурузной водки, которой славятся горные местности на Юге. Эти люди были серьезны. Они не занимались выпивкой. Они даже не были особенно озлоблены.

Конечно, среди забастовщиков, но не среди их руководителей имелись и ожесточившиеся люди. Брат одного из убитых сказал мне вполне спокойно: «На этом судебном процессе наше дело не кончилось».

Встретил я и другого, который заявил: «Лучше перебить их всех, чем позволить им перебить нас».

Но в большинстве своем они были молчаливы и сдержанны. Они молча приходили в подвал, где расположен их штаб, и молча уходили с мешками муки за плечами.

Забастовщики, раненные шерифом Адкинсом и его помощниками, были доставлены в марионскую больницу. Считается, что это общественная больница. Во всяком случае, когда ее строили, рабочим фабрики предложили взять на себя часть расходов, и они в большинстве своем сделали взносы. Но когда этих людей, сраженных пулями полицейских, привезли в больницу, им оказали первую помощь и предложили покинуть больницу, если они не внесут плату за лечение. Этим людям было нечем платить. Таким образом, в больнице сложилась весьма тяжелая обстановка.

Билл Росс, руководитель профсоюза, был вынужден телеграфировать в Нью-Йорк и просить денег, чтобы раненых не выбросили на улицу.

Но сейчас дело уже уладилось, поскольку многие из тех, кто попал в больницу после небольшой стычки с шерифом Адкинсом, умерли.

Я хочу описать условия жизни марионских рабочих, которые я наблюдал лично.

Из окна здания суда, где шел процесс над шерифом Адкинсом и его помощниками, открывается вид, вызывающий в памяти Италию. Если пренебречь замусоренными дворами на переднем плане, взору открывается лучезарная перспектива холмов и долин, среди которых разбросаны домики, напоминающие белые итальянские виллы.

Но это не виллы. Это дома фабричного поселка Ист-Марион, и при ближайшем знакомстве они производят ужасное впечатление.

Всего в двух милях от Мариона расположены два рабочих поселка, которые вместе с фермерами кормят город и содействуют его процветанию.

В самом Марионе имеются книжный магазин, два кинотеатра и магазины, в которых местные джентльмены могут приобрести предметы домашнего обихода. Но стопроцентные американцы, работающие на фабриках, редко приезжают в город — отчасти потому, что у них нет собственных автомобилей, а отчасти потому, что им в отличие от состоятельных джентльменов нечего тратить в этих магазинах. На 13 долларов в неделю в лучшем случае можно обеспечить себя и своих близких спецовками.

Нет, город Марион отдан в распоряжение торговцев, адвокатов, врачей и людей их калибра.

А проехав две мили, вы прибываете в Ист-Марион на фабрику Марионской текстильной компании, производящую белый ситец того сорта, который обычно используется для дешевых наволочек. Фабрика находится в центре поселка, и для шестисот занятых на ней людей это центр мироздания. Шум станков, грязные полы и страшная усталость — таков удел шестисот мужчин, женщин и детей, выходцев из горных долин, которые теперь осчастливлены нашей цивилизацией.

С тех пор, как в Марионе произошла первая стачка, у этих шестисот тружеников рабочая неделя длится 55 часов, а в доброе старое время, предшествовавшее появлению агитаторов, которые нарушили покой в этом идиллическом поселке, они работали по двенадцать часов в день или по двенадцать часов в ночь, и у них не было времени увлекаться такими антиамериканскими идеями, как требование повышения зарплаты сверх 13 долларов в неделю.

При столь низкой оплате труда каждый член семьи, начиная примерно с 14 лет, должен идти на фабрику, где он работает от зари и до зари. Если в семье остаются младшие дети, то самому старшему из них, обычно девочке лет восьми или девяти, приходится мыть посуду, заправлять постели, убирать в доме, выметать крыльцо и, наконец, в течение дня развлекать малышей.

На фабрике Болдуина полы не отличаются чистотой, а туалеты имеют весьма неприглядный вид. Молодым девушкам и женщинам, не привыкшим жевать табак, наверное, противно смотреть, как любители табака без конца сплевывают его прямо в фонтаны для питьевой воды или за ткацкий станок.

Марионская компания обеспечивает рабочих жилищем. Я внимательно ознакомился с этими домами. Они сдаются рабочим за удивительно низкую плату — всего 20 центов за комнату в неделю. Это означает, что четырехкомнатный дом обходится в 3 доллара 20 центов ежемесячно. Воду качают из устаревших колонок вручную; впрочем, даже этих колонок недостаточно, обычно одна приходится на два дома, в каждом из которых живет от двух до двенадцати человек.

Приехав в Марион, вы сразу же видите, что в домах нет водопровода, а также и туалетов [123] Правда, с тех пор, как были написаны эти статьи и на Севере появились прочие неблагоприятные отзывы о Марионе, мистер Болдуин с огромной помпой возвестил о своем неслыханно благородном решении подвести к рабочим домикам водопровод и канализацию. . Все эти дома установлены на сваях, и у них нет фундамента; если бы в них были проведены трубы, они были бы заметны.