Синклер Льюис - Том 6. У нас это невозможно. Статьи

Но что значила необходимость быть любезным с самодовольным мистером Тэзброу по сравнению с необходимостью хранить молчание, когда в конце июня стал известно об аресте некоего баттингтонского журналиста, которого заподозрили в том, что он и есть редактор «Вермонт Виджиленс» и автор брошюр, написанных Дормэсом и Лориндой! Его отправили в концентрационный лагерь. Бак, Дэн Уилгэс и Сисси не только не дали Дормэсу заявить на себя, но и не позволили ему навестить пострадавшего, а когда он, за отсутствием Лоринды, пытался объяснить положение Эмме, она сказала: «Как это удачно, что обвинили не тебя, а кого-то другого!»

Эмма считала всю эту возню с НП какой-то запретной игрой, придуманной ее малышом Дормэсом, чтобы не скучать в отставке. Он потихоньку допекает всех этих корпо. Ее брали, конечно, сомнения, хорошо ли допекать законную власть, но ведь Дормэс всегда был удивительно отчаянным малышом — точь-в-точь (часто рассказывала она Сисси) как тот отчаянный шотландский терьер, что был у нее, когда она жила у родителей. Его звали мистер Мак-Нэбит — маленький такой шотландский терьер, но — боже мой! — до чего он был храбрый — просто настоящий лев!

Эмма была, пожалуй, рада, что Лоринда уехала, хотя она любила ее и беспокоилась, как-то та справляется со своим кафе в новом городе, среди чужих людей. Но все-таки (об этом она рассказывала не только Сисси, но и Мэри и Баку) Лоринда с ее завиральными идеями о женском равноправии и о том, что рабочие ничуть не хуже своих хозяев, плохо влияла на Дормэса, и без того склонного оригинальничать и совершать непозволительные поступки! (Эмма кротко недоумевала: почему Бак и Сисси усмехались при этих словах? Она, кажется, не сказала ничего особенно смешного!

За многие годы она притерпелась к привычке Дормэса работать по ночам и не испытывала никакого неудобства если он возвращался от Бака чуть ли не утром, как она говорила, «с петухами», но ей не нравилось, что он опаздывает к обеду и к ужину. Ей также казалось очень странным, что в последнее время он так охотно стречался с «простыми людьми», вроде Джона Полликопа, Дэна Уилгэса, Даниэля Бабкока и Пита Рутонга. Ведь Пит, говорят, не умеет даже писать и читать, а Дормэс такой образованный! Что бы ему чаще бывать в обществе таких симпатичных людей, как Фрэнк Тэзброу, профессор Штаубмейер, или мистер Краули, или этот его новый друг Джон Селливэн Рийк?

И что бы ему держаться подальше от политики? Она всегда говорила, что это не занятие для джентльмена!

Подобно Дэвиду, которому было 10 лет (и подобно 20–30 миллионам других американцев в возрасте от одного до 100 лет, но его ровесников по умственному развитию), Эмма считала парады минитменов очень красивым зрелищем, напоминающим фильмы из времен Гражданской войны, и даже весьма поучительным; конечно, раз Дормэс неважного мнения о президенте Уиндрипе, то и она против него, но все-таки мистер Уиндрип так красиво говорил о чистоте языка, о посещении церкви, о снижении налогов и об американском флаге!

Реалисты, «делающие яичницу», как и предсказывал Тэзброу, быстро шли в гору. Полковник Дьюи Хэйк, уполномоченный Северо-восточной области, стал военным министром и верховным маршалом ММ, а бывший министр полковник Лутхорн вернулся к себе в Канзас, в контору по продаже недвижимости, и все деловые люди отзывались о нем с большой похвалой за то, что он с такой легкостью отказался от величия Вашингтона во имя тех требований, которые предъявляла к нему практическая деятельность и семья, по утверждению печати, страшно по нем скучавшая все это время. В ячейках НП носились слухи, что Хэйка, может быть, ждет пост и повыше военного министра, что Уиндрипу надоело терпеть избаловавшегося в лучах славы Ли Сарасона.

Фрэнсис Тэзброу был назначен районным уполномоченным в Ганновере, но мистер Рийк не стал областным уполномоченным. Говорили, что у него слишком много друзей среди прежних политических деятелей, места которых с таким энтузиазмом занимали корпо. Новым областным уполномоченным, вице-королем и генералом стал военный судья Эффингэм Суон, единственный человек, которого Мэри Гринхилл ненавидела больше, чем Шэда Ледью.

Суон был великолепным уполномоченным. Через три дня после вступления в должность он арестовал Джона Рийка и семерых заместителей окружных уполномоченных, предал их суду и приговорил к тюремному заключению — все это в течение 24 часов; затем он отправил в концентрационный лагерь для самых закоренелых преступников восьмидесятилетнюю женщину, мать члена НП, ни в каких других преступлениях не замеченную. Лагерь этот помещался в бывшей каменоломне, где на дне постоянно стояла вода. Говорили, что после произнесения приговора Суон поклонился ей о изысканной любезностью.

Из штаба Нового подполья в Монреале призывали к усилению мер предосторожности при распространении литературы. Агенты НП исчезали один за другим.

Бак только посмеивался, но Дормэс нервничал. Его беспокоило, что какой-то незнакомый ему высокий человек с неприятными глазами, с виду коммивояжер, дважды заводил с ним разговор в вестибюле отеля «Уэссекс», прозрачно намекая, что он противник корпо, и явно желая услышать от Дормэса какое-нибудь нелестное замечание по адресу Шефа и минитменов.

Дормэс теперь соблюдал крайнюю осторожность при поездках к Баку. Он каждый раз оставлял машину на какой-нибудь другой лесной тропинке и пешком пробирался к конспиративному подвалу.

Вечером 28 июня 1938 года ему показалось, что за ним следят — так неотступно преследовал его автомобиль с красноватыми фарами, который увязался за ним на Кизметской дороге, ведущей к дому Бака. Он свернул на проселок, потом на другой — автомобиль за ним. Тогда он остановился у левой обочины дороги и в сердцах вышел из машины — неизвестный автомобиль проехал мимо и Дормэс успел заметить, что за рулем сидит человек, похожий на Шэда Ледью. Он быстро повернул и, не скрываясь, помчался к Баку.

В подвале Бак спокойно перевязывал пачки «Виджиленс» отец Пирфайкс, без рясы, сидел за некрашеным сосновым столом и писал обращение к католикам Новой Англии; он указывал в нем, что, хотя корпо, не в пример наци в Германии, достаточно умны, что-бы угождать прелатам, они снизили заработную плату рабочим-католикам из Канады и расправились с их вожаками ми так же беспощадно, как и с безбожниками-протестантами.

Пирфайкс улыбнулся Дормэсу, потянулся, закурил трубку и сказал, посмеиваясь:

— Как думает великий церковник Дормэс: будет это простительным или смертным грехом, если я напечатаю этот маленький шедевр, сочинение моего любимого автора, без епископского imprimatur? [22] Дозволено к печати (лат.). .