Евгений Красницкий - Отрок.Покоренная сила

– Вырядились, а у самих ни кожи, ни рожи… Ты чего вылупился, кобель? Глаза твои бесстыжие… А Анька-то! Ни стыда, ни совести! Дочки уже взрослые, а она верхом…

Прорезался, впрочем, и мужской голос:

– На себя посмотри, коровища! – звук затрещины. – Куда хочу, туда и смотрю!

От огородов донесся командный голос Дмитрия:

– В ряд становись! Да брось ты мешок-то, не денется он никуда!

Краткий миг обалдения прошел, жизнь продолжалась. Никифор покрутил головой и призывно замахал кому-то рукой.

– Ха! Поглядите-ка, кого я вам привез!

Мишка увидел, как от воды к ним поднимается какой-то пожилой мужчина. Только когда он подошел ближе, стало понятно, что ему еще далеко до сорока лет, с толку сбивала седина, густо вплетенная в бороду и волосы на голове. Был мужчина высок, широкоплеч и, хотя одет просто, подпоясан воинским поясом с мечом. За руку мужчина вел бледного и худенького паренька лет десяти-одиннадцати. Мужчина смахнул с головы шапку и коротко склонил голову:

– Здрав будь, Корней Агеич.

Дед смотрел на мужчину так, словно пытался что-то вспомнить и никак не мог.

– Здравствуй и ты… Кхе…

– Не узнаешь меня, дядя Корней?

Мать вдруг ахнула и схватилась руками за лицо:

– Лёша… Лёшенька! Господи, седой весь!

– Здравствуй, Аннушка, а ты еще краше стала!

Мать соскользнула с седла, торопливо шагнула к приезжему, оступилась, чуть не упала, но мужчина подхватил ее сильными, даже с виду, руками.

– Вот и свиделись, Аннушка, я и не думал…

– Леха! – к деду вернулся дар речи. – Леха, едрена-матрена, а говорили: ты убитый! – дед обнял Алексея. – Я же по тебе заупокойную службу в Турове справил, – голос у деда дрогнул. – Наврали, значит…

– Если и наврали, то не сильно, дядя Корней. Но заживо отпетые, говорят, сто лет живут.

– Ну и ладно… Кхе… Ну и слава богу. Как Любаша, как детишки?

Алексей дернулся, как от удара, сильнее прижал к себе мальчишку и сдавленным голосом буквально вытолкал из себя в несколько приемов фразу:

– Нету никого, дядя Корней… Ни Любаши… ни… Вот, вдвоем мы с Саввушкой остались.

Мать снова ахнула, а дед, растерянно потоптавшись и, видимо не найдясь, что сказать, обернулся к внукам:

– Михайла! Анна, Мария! Подите сюда! Это Алексей… – отчества дед вспомнить не смог, а может быть, и не знал. – Лучший друг отца вашего… Мать вашу ему сосватал… Как же так? Любава, дети… А Фролушка мой тоже…

– Знаю, дядя Корней, Никифор мне рассказал, – Алексей уже справился с собой и говорил нормальным голосом.

– Кхе… Да… Сколько ж мы с тобой не виделись? Лет десять?

– Больше, дядя Корней. Ты тогда рассказывал, что внук у тебя родился.

– Да, помню. А ему уже четырнадцать скоро. Господи боже мой, все же тогда еще живы были. И Фролушка, и Аграфена Ярославна моя. И ты тогда рассказывал, что женился… – дед горестно вздохнул, помолчал, потом спохватился: – Леха, так вот же он, внук-то! Видал, каким стал?

Мишка шагнул к приезжему, вежливо поклонился:

– Здрав будь, Алексей… – Мишка вопросительно посмотрел на мужчину.

– Дмитриевич, – подсказал тот. – Но зови дядей Алексеем, мы с твоим отцом побратимами были.

Алексей, как взрослому, протянул Мишке руку для рукопожатия.

– Здрав будь и ты, Савва, – Мишка потянулся было поздороваться с мальчишкой, но тот испуганно отпрянул и прижался к отцу. Алексей положил ему руку на голову и, чувствовалось, что привычным, успокаивающим голосом сказал:

– Не бойся, Саввушка, тут все друзья, никто тебя не обидит, – потом поднял взгляд на семейство Лисовинов и пояснил: – не разговаривает он, напугали сильно…

– Господи! – со слезой в голосе вырвалось у матери. – Да чего ж вы натерпелись-то? Ты – весь седой, Саввушка… – голос у матери пресекся, вновь повисло неловкое молчание.

– Кхе! Да чего ж мы тут стоим-то? Давайте-ка в дом! Леха, ты с Лавром же знаком? На свадьбе вместе гуляли.

– Знаком, дядя Корней, здравствуй, Лавр!

– Здравствуй, – в отличие от остальных, Лавр так и не спешился, а тон его никак не соответствовал приветствию. Он как-то мрачно окинул взглядом Алексея и присевшую на корточки возле Саввы мать, что-то ласково говорившую мальчонке.

«Только этого не хватало! Я же ему “отворот от жены” снял, неужели все-таки ревнует? Чего же он насчет Спиридона не комплексовал? Или комплексовал, но я не видел? Нет, не может быть, если бы он на Спирьку наехал, тот бы уже калекой был бы… или покойником. Что-то из прежних времен вспомнилось? Так ведь сколько времени прошло! Не мальчики уже. Ну и встреча! Один волком смотрит, другие все с похоронными рожами. А не слинять ли нам, сэр? Мы чужие на этом “празднике жизни”».

Мишка вскочил в седло, жеребец было снова надумал показать норов, но, осаженный с максимальной жесткостью, сразу же угомонился.

– Десятник Петр! Десятник Василий! За мной!

– Слушаюсь, господин старшина! – в два голоса отозвались пацаны и лихо взлетели в седла. Ходок, не знавший о крещении своего бывшего юнги, изумленно уставился на Роську, а Никифор совершенно по-бабьи воскликнул:

– Петя, ты куда?

– Прости, батюшка, служба!

Ребята дали коням шенкеля и рысью поскакали вдоль тына, оставляя за спиной довольный голос деда:

– Кхе! А ты как думал, Никеша? А нас все серьезно!

Новобранцы, вытянутые Дмитрием в одну линию, изображали из себя способ построения, характеризовавшийся во времена Мишкиной службы в Советской армии термином «как бык поссал». Позади «строя» прямо на земле громоздилась куча багажа: мешки, какие-то свертки, берестяные короба, даже один сундук – матери постарались, собирая чад в дальнюю дорогу. Одеты новые ученики были кто во что горазд. На ногах – от простецких поршней до пижонских сафьяновых сапожек, на головах – от шапок до ничем не отягощенной прически. Шапок, правда, было немного, по большей части волосы удерживались кожаными ремешками, а у одного паренька какой-то неславянской внешности голову перехватывала широкая полоса тонко выделанной кожи с вытисненным, явно ритуальным, рисунком.

«Половец, что ли? Только этого не хватало. Кого же мне Никифор насобирал?»

Увидев подъезжающего в сопровождении «ближников», Мишку, парни повели себя тоже по-разному. Кто-то потянул с головы шапку, кто-то надумал кланяться, кто-то просто пялился… Митькина команда: «Смирно!!!» – не возымела на новобранцев ни малейшего действия, только один или двое вздрогнули от неожиданного крика и опасливо оглянулись на Дмитрия.

– Господин старшина! Отроки воинской школы для смотра построены!

Мишка с высоты седла окинул новобранцев взглядом, пытаясь изобразить «орлиный взор отца-командира», и гаркнул:

– Здравы будьте, отроки!

Ответили вразнобой и не все. Мишка отметил, что промолчали трое – двое одетых побогаче остальных и еще один, повыше остальных ростом.