Андрей Гончаров - Бунтарь ее величества

Друзья поблагодарили светлейшего князя за его откровенный и подробный ответ и направились к себе, в отведенные им апартаменты. Здесь состоялось обсуждение услышанного, заодно были намечены планы на ближайшее время.

– Должен признать, что на меня произвела большое впечатление убежденность Потемкина в своей правоте, – сказал Углов. – И обратите внимание: он не разделяет себя от Екатерины, рассматривает себя и императрицу как нечто целое. Хотя она уже давно отставила его как любовника и сменила за это время то ли шесть, то ли восемь мужиков. Он верен ей, она, в свою очередь, уверена в нем – и вместе они достигают впечатляющих успехов. Вот скажи ты, Иван: он не обманывал, не лукавил, когда произносил свою оду Екатерине?

– Нет, князь говорил совершенно искренне, – ответил Полушкин. – И вообще за все время, пока мы с ним общаемся, я не заметил, чтобы он лгал. Он весьма цельный и искренний человек.

– Ты что, Кирилл, всерьез считаешь это прославление государства секретом успеха? Предлагаешь вставить это в отчет? – недоверчиво произнес Дружинин. – Стало быть, главный урок, который мы должны принести руководству из этой эпохи, – что надо больше самодержавия? Меньше прав у подданных – больше успехов у государства? Не слишком ли поспешно ты готов поверить словам Потемкина? Что же касается до его искренности – вспомни знаменитые «потемкинские деревни». Наверняка мы их еще немало увидим во время дальнейшего путешествия. Князь может искренне верить в то, что говорит, но от этого его «рецепты успеха» не станут более надежными. Мне кажется, все это надо еще хорошенько проверить и перепроверить.

– Как же ты собираешься это проверять? – поинтересовался Углов. – И где?

– Начать надо здесь, в окрестностях Киева, – начал объяснять Дружинин. – Екатерина сейчас много ездит по поместьям, осматривает верфи, казармы, мануфактуры. Надо поездить вместе с ней и смотреть не только то, что показывают, но и заглядывать с черного хода, посещать другие деревни и поселки, по соседству. Это первое. Затем надо бы проехать вперед, по обоим берегам Днепра, там, где императрица будет останавливаться. Если где и искать «потемкинские деревни», то в этих местах. Потом, когда мы поедем вместе со всеми, у нас вряд ли будет достаточно времени, чтобы все досконально проверить. К тому же такая проверка будет сразу замечена, могут и из царского поезда вытурить за излишнее любопытство. И есть третье направление – оно только сейчас пришло мне в голову, во время беседы с Потемкиным.

– Что же это за направление? – заинтересовался Иван.

– Мне кажется, нам надо побеседовать с оппонентами Екатерины. Я имею в виду не Павла – его позиция нам более или менее известна. Я говорю о людях совсем другого склада…

– А, понимаю! Ты имеешь в виду Новикова!

– Да, верно. Надо встретиться и побеседовать с великим просветителем Новиковым, а еще – с Радищевым.

– А ведь верно! – воскликнул Углов. – У этих людей будет совершенно иной взгляд на происходящее в России. Хорошо, я принимаю твой план. Но это значит, что нам надо будет разделиться. Кто-то поедет в Петербург к Радищеву, а затем в Москву к Новикову, кто-то – по Днепру, смотреть деревни по берегам, а кто-то останется здесь, с Екатериной.

– Можно, я увижусь с Радищевым? – попросил Полушкин. – С Радищевым, а потом с Новиковым? Здесь от меня все равно толку мало. Сижу с мольбертом, изображаю этюды… А мне с этими людьми всегда хотелось встретиться!

– Хорошо, езжай, – согласился Углов. – Ты, Игорь, как я понимаю, горишь желанием проверить деревни, построенные светлейшим князем?

– Да, я бы не отказался побывать на берегах Днепра, – ответил Дружинин. – Одному, без императрицы с ее свитой.

– Хорошо, езжай на юг, погляди, что из себя представляют «потемкинские деревни». А я останусь здесь, в Киеве. Нужно же кому-то следить за безопасностью государыни!

На другой день из Киева на юг выехала легкая бричка, которую влекла тройка лошадей – не слишком бойких, но сильных. На козлах сидел малый лет тридцати, в кафтане и накинутом на плечи легком полушубке. В бричке, кутаясь в шубу, сидел барин, нанявший этот экипаж, чтобы проехать до Канева, а в случае надобности и дальше, до Кременчуга. Если бы кучера спросили, что за человек его седок – как выглядит, молод или стар, – он затруднился бы ответить. Вероятней всего, кучер, киевский мещанин Степан Кривобок, ответил бы, что барина он не разглядел. Нанял его барин на Подоле, на базарной площади. Сказал, что зовут его Георгий Сергеевич Дружинин и едет он вдоль Днепра, чтобы присмотреть подходящее поместье, ибо барин тот при деньгах и хочет стать здешним помещиком. За поездку он заплатил заранее, все пять рублей ассигнациями, так что Степан Кривобок остался очень доволен. Всех и делов-то было – провезти Георгия Сергеевича до Канева, останавливаясь везде, где он пожелает. Потом, примерно через неделю, или вернуть седока в целости и сохранности в Киев, или следовать дальше, до Кременчуга.

А как барин выглядит, Степан Кривобок в точности сказать не мог, потому что седок нанимал бричку уже вечером, в сумерках, и сам при этом кутался, словно у него зуб болел и щеку раздуло. Ну, бывает. Да кучер больно и не интересовался, какая у его седока внешность.

К ночи доехали до первого села, где можно было остановиться на ночлег. Переночевали. А когда на другое утро тронулись дальше, барин вдруг перестал кутаться, сел прямо и стал кучера о том о сем расспрашивать. И тут выяснилось, что барин Георгий Сергеевич – человек очень даже компанейский. Всем на свете он интересовался: и откуда Степан Кривобок родом, и давно ли живет в Киеве, и как промышляет извозом, и много ли платят, и что на базаре говорят – только успевай отвечать. Так, за разговорами, доехали до Ржищева, где пообедали в трактире – барин на своей, господской, половине, а Степан среди простого народа.

За Ржищевом дорога пошла вдоль самого Днепра, по высокому берегу реки. Все деревни здесь были уже приготовлены к проезду государыни-императрицы, каковой проезд ожидался вскорости, как река вскроется.

Тут ехать стали медленней, потому как Георгий Дружинин весьма заинтересовался, как деревни к императорскому проезду подготовлены. В каждой деревне он велел останавливаться и шел все осматривать. А посмотреть, если честно сказать, было что. Все избы с той стороны, какой они выходили к реке, были выкрашены краской в яркие цвета – какая желтая, какая красная, какая зеленая. Причем не просто выкрашены, а по ним были нарисованы вроде как колонны, так что выглядело все очень нарядно. Если мазанка была уже совсем ветхая и вросшая в землю, так что ей и покраска бы не помогла, перед ней ставилась декорация, вроде как в театре, и на ней рисовалась высокая изба.