Алексей Борисов - Византиец. Смоленское направление

- Сhecché si dica, lui ha ragione (Как ни говори, а он прав), - прошептал 'рыбак', помятуя последние слова произнесённые Григорием.

Чезаре пятнадцать лет работал на разведку Дожа Венеции. Названия городов, замков и деревень которые он посетил, не уместятся и на большом листе пергамента. И почти в каждом из них его ждал кто-то желающий отомстить, а то и не один. Голландец Якоб Риффе, выдававший себя за Ганса, год назад завербовал итальянца, даже не осознавая, что тот - двойной агент. История вербовки была с душком, и Якоб посчитал, что Чезаре будет предан ему как собака, не понимая, в какой капкан угодил сам. Веницианцы пронюхали, что во Фландрии придумали выдувать стекло и делать из него зеркало. Все попытки перенести производство в Венецию проваливались. Чезаре как раз занимался этим вопросом, и когда Якоб отправился с двумя сундучками небольших зеркал на Балтику, то охотно сопроводил хозяина. Каково же было его удивление, когда тут, в холодном Новгороде, появились зеркала, абсолютно плоские и громадных размеров. Фландрия тут же отошла на второй план. Появилась возможность реабилитироваться за прошлые ошибки.

Перевернув едва дышавшего Риффе лицом к песку, итальянец резким движением сломал ему шею. Вложив в руку левши нож, Чезаре оттолкнул лодку от берега и ловко забрался в неё. Помогая веслом, он отдалялся от места преступления. Единственное, о чём он сожалел, так это о мешочке с серебром, запрятанным бывшим хозяином. Не хватило ему времени разузнать, куда глупый Рифе его закопал. Памятуя о досадном промахе, тем не менее, он старался думать о предстоящем деле. Казавшееся не таким сложным, не требующем особых усилий и утруждением головоломных комбинаций, оно стало обрастать проблемами. А их, как известно, следует преодолевать. Он будет держаться чуть впереди новгородской ладьи, иногда отставая, то вновь нагоняя, но всегда будет создаваться впечатление, что просто совпал маршрут следования. Ну, а на волоке, он уже найдёт другой способ, вплоть до того, что попросится на судно пассажиром. Как когда-то на Рейне, когда возомнивший о себе слишком многое епископ, вдруг утонул.

***

В Ижору Пахом не пошёл и ни кого не отправил, чувствовал, что нельзя. Не поверят, а ещё хуже, объявят лазутчиком. Тем боле, в Кореле вновь началась заварушка, и вольные дружины поспешили на помощь сборщикам податей. Подменив кормчего, Ильич стоял за рулевым веслом и насвистывал песенку. Одинокая рыбацкая лодка постоянно маячила на траверзе и не давала покоя вперёдсмотрящему. Им был зуёк Пелгуй. Он носился по ладье, проявляя любопытство, расспрашивал гребцов о каждой мелочи, предлагал свою помощь и очень хотел быть полезным. Его вооружили небольшим ножом, подогнали по фигуре потёртый ливонский кожаный пояс, и теперь юнга чувствовал себя настоящим морским волком. Однако его постоянное мельтешение надоедало и ему доверили ответственный пост - смотреть на воду. Не просто осматривать округу, а именно следить за посторонними предметами по курсу корабля. Именно таким предметом и посчитал Пелгуй рыбацкую лодку. К хозяину подойти побоялся, тот был не в духе, а вот, дождавшись, когда старый моряк освободится, обратил внимание на неё кормчего. Ильич последний день провёл на нервах. После попытки отравления все продукты для команды таскали из его дома, доверия не было ни к кому. Григорий Фёдорович, обещавший проводить ладью, вообще не явился. Создавалось впечатление, что беда кружила где-то рядом и стоит дать слабину, как она хищной птицей вцепится в него и не отпустит, пока что-нибудь не случится.

- Странный какой-то рыбак, - обратился к хозяину кормчий, - течений не знает, рыбу не ловит, как думаешь, Пахом Ильич?

Новгородец пристально рассмотрел лодку в подзорную трубу. Протёр кусочком замши стекло, предварительно дыхнув на него и, вновь направил оптику на незнакомое судёнышко.

- Кажется мне, он такой же рыбак, как ты звонарь с колокольни. Рубахами вы очень похожи, вот и всё сходство. Ты глянь, сучонок постоянно на нас оглядывается. Да и сетей я не разглядел.

- Дяденька Пахом, а можно мне глянуть? - Спросил Пелгуй.

- Смотри, только в воду не урони, - предупредил Новгородец, протягивая трубу.

- Когда Ингра умер, этот рыбак был там. Я его крючковатый нос на всю жизнь запомнил. Дяденька Пахом, это он зло смотрел, когда я возле котла крутился и кашу брал. Ууу, гад!

Пелгуй потряс сжатым кулаком и чуть не свалился за борт. Ильич подхватил мальчика, отобрал трубу, посмотрел сам ещё раз и скрипнул зубами.

- Вёсла на воду! Живо! Кирьян, снаряди самострел и давай на нос, пусти стрелу, да постарайся не прибить гада. - Отдал команду купец и подумал: 'Если зуёк не ошибся, то сейчас многое узнаем, особенно, кто хотел нас потравить'.

- Догонять будем? Это мы мигом, - довольно оскалился кормчий, и заорал, дублируя команду: - вёсла! Вёсла на воду! Торопись, сучье племя!

Бросив взгляд за спину, Чезаре увидел, как ладья новгородца вооружилась вёслами. При попутном ветре это означало только одно: кого-то хотят догнать. А так как окрест версты, кроме его самого и ладьи никого нет, то ломать голову, за кем погонится корабль, не пришлось. Почуяв неладное, он повернул руль, направляя лодку к берегу. Парус хлопнул, и тут же затрещал, показав длинную прореху по шву. Болт, вспоровший холст на два локтя, просвистел в опасной близости от головы. Такой выстрел не каждому стрелку под силу. Попасть с двухсот шагов и на земле не просто, а тут озеро, и не совсем спокойное. Расстояние стремительно сокращалось, боевой темп гребли длится не более пяти минут, но за это время гребцы выжимают всё, на что способны, а в том, что смогут, Чезаре не сомневался.

- Presto, рresto zitella (Быстрее, быстрее cтарая дева) - кричал в парус венецианец, подгоняя своё судёнышко.

Убийце повезло. Лодка выскочила на песок озера с креном на бок, и Чезаре рыбкой выпрыгнул из неё, а не приложился головой о бушприт, причалив, как положено. Сделав кувырок, он зигзагом помчался к роще, споткнулся, и как зверь, опираясь на четыре конечности, стал продираться сквозь кустарник. Арбалетный болт, пущенный вдогонку, лишь распорол ухо, практически оторвав от головы, но жизнь не забрал. Обливаясь кровью, итальяшка углубился в лесок, и обошёл побережье по дуге, оказавшись метрах в шестидесяти от своей лодки. Спрятавшись за деревом, он наблюдал, как кто-то пошёл по его следу, как несколько людей проверив его посудину, сняли парус, завалили мачту и привязали к новгородскому судну, а затем, случилось ужасное. Преследователи не стали задерживаться, а отчалили. Догнать пешком ладью не представлялось возможным, а главное, котомка с золотой бляхой будет потеряна навсегда. Однако Чезаре выбирался и не из таких переделок. 'Боже мой! Всё куда сложнее', - думал Чезаре, прижимая лоскуты уха к голове.