Валерий Большаков - Сага о реконе

– Ладно!

Оглянувшись на море, невинно голубевшее под солнцем, Плющ вернулся на стоянку.

Хотел было доложить, но тут послышался голос Паля:

– Словили!

Вскоре Пэтр и Паль вернулись, гордо неся пять рыбин, вяло трепыхавшихся акантод и бесчелюстных бирканий. Так по крайней мере их называл Пэтр.

– А их точно есть можно? – усомнился Эваранди.

– Да их тут тыщи лет ловят! – фыркнул Максим и скомандовал: – Разделать, промыть – и в котел!

– Есть!

– Жабры не забудьте удалить и глазья, а то горчить будет…

– Сделаем!

Вскоре уха стала понемногу закипать, над берегом поплыл аромат варева, резко усиливая слюноотделение.

Костя не выдержал и отошел подальше, уселся на тонкий, хрупкий, выбеленный водой и ветром ствол, вероятно заброшенный в бурю.

Лангместур запрыгнул на палубу скедии и вернулся на берег, держа в руках каравай хлеба и ложки, вырезанные из клена. Покрутившись у костра, последив за процессом, он двинулся к Плющу и присел рядом.

– Тебе послезавтра во фьорды? – негромко спросил он.

– Ага, – кивнул Костя.

– Вибрируешь?

– Очкую, – вздохнул Плющ.

Максим кивнул.

– Это со всеми так, – лениво проговорил он. – Современная цивилизация отучила нас от первобытных опасностей, нормальный средний человек даже представить себе не может, как это он станет убивать себе подобного. Просто надо иметь силу и волю, чтобы не протестовать, не грозиться судебными разборками или вызовом полиции, а самому творить расправу над теми, кто посягает на твой дом, на твою жизнь, на твоих родных. Сколько раз так бывало: приходит в Интермондиум здоровяк, ничего не боится, а как выйдет за портал, так и все – сдулся. Ибо духом слаб. Ты Стругацких читал?

– Конечно!

– Есть у них такая книга – «Град обреченный».

– «Град обречённый»?

– Нет, именно «обреченный». Там идет некий таинственный Эксперимент, и у каждого есть свой Наставник. И вот когда главный герой проходит весь свой путь, Наставник ему и говорит, что первый круг им пройден. И что их, кругов этих, еще много будет впереди. Иногда мне кажется, что наш Интермондиум – это тоже Эксперимент. Только я не знаю своего Наставника, и сколько уже мною кругов пройдено, понятия не имею… Не буду тебя ни в чем убеждать. Зачем? Шуруйте во Норэгр – там все увидите и все поймете. Прочувствуете, так сказать. Что слова? Ими можно все описать, да толку с того…

Ингвар помешал уху, попробовал, задумчиво чмокая и выглядывая облака в небесах, и громко сказал:

– Готово!

С Костей на пару они сняли котел с огня.

– Так, ну все, хватит философии на сегодня! – решил Лангместур. – Ложки в руки и вперед, а то остынет. Ингвар, порежь нам хлеба.

Минуты не прошло, а вся пятерка уже дружно стучала ложками, уплетая вкуснющую уху из общего котла.

Солнце садилось, окрашивая облака над морем во все оттенки розового и багряного, а уж где закатывалось светило – в силуре или в Интермондиуме, Плющу было без разницы.

Скоро, очень скоро ему предстоит решать куда более важные вопросы: как выжить, как сжить врага со свету…

«Решу, – подумал Константин, откусывая от ломтя, – куда я денусь…»

Было их трое – молодых, отслуживших, холостых.

Сашка, Алеха и Толян. На языке викингов – Маннавард, Скули и Аустри.

Правда, и сам Валерка не долго ходил безымянным. С латинского Валерий – «бодрый», значит, быть ему Роскви! Бородин был согласен.

Утром, после легкого завтрака, они вышли на охоту, прихватив с собой копья. Ружей в Интермондиуме не водилось, да и какая винтовка потребуется, чтобы одолеть даже «маленького» динозаврика, тонны так в три весом?

Тут уже пушка нужна.

Выйдя из ворот замка, Маннавард повел всех за собой по какой-то хитрой дуге, обходя пустыри – те были обнесены жердями и веревками, на которых болтались красные тряпочки.

– Области антивремени? – блеснул познаниями Валерий.

– Они, – кивнул Александр, очень спокойный, неторопливый, казалось даже – заторможенный. – Если туда попадешь, станешь тушкой… вернее уж, глыбкой абсолютно мертвого вещества. Это понятие такое – АМВ, из хронодинамики. Хотя, если честно, я в физике времени не шарю.

Бородин хмыкнул.

– Я и в обычной-то не очень. А вы тоже во фьорды?

– Мы уже оттуда! – сказал Толик, чернявый, худощавый и мелковатый. Южанин. Усыхают они там все на своих югах, что ли?

– Жаль, – вздохнул Роскви. – Когда толпой, веселее.

– Да мы так, бродили просто. Все хотели к хирду одного ярла пристать, да не взяли нас.

– А чего?

– Ха! Чего… В дружину к хорошему ярлу попасть – это все равно что в отряд космонавтов записаться! Берут только самых-самых.

– А мы еще не эти, – вздохнул Скули, рыжий, конопатый и краснолицый, – не самые-самые…

– С первого раза мало кому удается, – утешил его Маннавард. – Так, всё, разговорчики прекратить. Близко уже. Тираннозавры сюда не выходят, они там, дальше, но тут и без них хватает всякой живности. Когти – во! Клыки – во! В общем, бдим.

Обычная для Интермондиума трава кончилась, пошли глинистые бугры и целые россыпи окатанной гальки.

– Вон видишь? – указал Сашка. – Скала будто напополам расколота? Вот между этих половинок и топаем. Это портал.

– А какой там год? – поинтересовался Бородин.

– Семьдесят восемь миллионов с копейками какой-то год, – ответил Маннавард. – До нашей эры.

– С ума сойти…

Покинув расселину, Валерий почувствовал, как закружилась голова.

– Дыши через раз! – хохотнул Скули. – Тут кислороду побольше.

Бородин огляделся. Мезозой…

Вдоль топких берегов мелкого ручья росли гигантские папоротники и низкорослые пальмы, которые Аустри называл беннеттитами.

В «Парке мелового периода» росли и знакомые деревья, вроде гинкго или араукарий, но опознать их сразу не удавалось – уж за семьдесят-то миллионов лет породы успели измениться.

В воздухе гудели большие пчелы и порхали мотыльки – все эти делатели меда и сосуны нектара только-только появились, вместе с первыми цветами на Земле. Тут, в высокой траве, прошелестел кто-то живой, и на берег ручья выбежал маленький длиннохвостый синозавроптерикс, как его шепотом назвал Аустри.

Размером с крупного гуся, синозавроптерикс был покрыт рыжим пухом, как пингвин, с хвостом, полосатым, как у енота. Покрутившись, подергав головой, пошевелив лапами с длинными указательными пальцами, динозавр убежал по своим динозаврьим делам.

Его сменили велоцирапторы – не те, что снял Спилберг, а настоящие: мелкие, пернатые, лазавшие по деревьям не хуже макак.

Отчего стрекотавшие «велики» поспешно взобрались на раскидистый саговник, стало ясно секунду спустя. С шумом и треском на поляну выскочил довольно крупный, с корову величиной, кархародонтозавр, верещавший и щелкавший зубастой пастью.