Виктор Храмов - Сегодня - позавчера 4

Закончив политинформацию, ротный отправил меня к старшине. Там мне выдали патроны к МГ-34. Да-да, именно этот пулемёт я и взял с боем. Со станком - треногой, оптическим прицелом и 12 лентами. Теперь я - опора взвода. У немцев оборона как раз и строится вокруг МГ.

Ротный прям персонально довёл до меня расклад. К чему бы это? К дождю?

Библиотекарь не разговаривает со мной. Хорошо-то как! А я его предупреждал относительно спирта. Не выдержал, выжрал. Получил звездюлей вполне заслужено. Ещё и пьяный блукал ходил с моими вещами, пока я мёрз голый на снегу. Заблудился он! В трёх соснах, сука, заплутал! Как вообще в бою можно нажраться? Стать беспомощным? Ладно, сам сгинешь - туда тебе и дорога. Товарищей подведёшь. Меня, вот, заморозил. Почки болят от переохлаждения. И горло першит. Нос заложило. Только гриппа мне тут и не хватало!

Молча, копаем пулемётное гнездо. Копаем до утра. Копчик мне подсказывает, что чем лучше мы закопаемся, тем проще будет днём. Не понравилась мне упёртость противника накануне. И ротный со своей сводкой. Прорываться мадьяры будут? Возможно, с танками.

Окоп строим по науке - пулемётный стол, бруствер, укрытие с перекрытием в один слой крышек ящиков, засыпанных землёй, отсечные и запасные позиции. Облегчение - то, что окоп тот самый, который я и взял с боем. Пулемёт шёл в комплекте. Часть работы уже была сделана. Но, сидеть в одной яме - самому себе подготовить могилу. Поэтому - отсечные, запасные, ходы сообщения. Фланкирующая позиция - так ротный их назвал. Ему - виднее. Он - кадровый. Не что я - экономист. Понты одни. Щёки важно надуваю, штаб накручу, они - план сверстают, я - воплощаю. Так же, как и ротный - "Ура! Ребята! За Родину! За Сталина! За...!" и так далее. По канону.

Это такая самоирония, если кто не понял. А кто мог не понять? Это же мысли в одной, отдельно взятой голове. А мысли мои слышали только Бася и Громозека. Ни одного, ни второго в наличии не имеется. Только Юлий Цезарь, библиотекарь. Он - мыслей не читает. Он, вообще - аутист. Живёт и жизни вокруг не видит. Жена ему в подоле чужого ребёнка принесла, гуляет от него направо-налево - не видит. Аутист.

Спина заболела даже у меня, библиотекарь плакал. Не, не фигурально, а натурально. Руки сбил в кровь, едва ноги передвигал. А ещё и отбитый мной ливер. К утру откопали на глубину - только для стрельбы с колен. Надо было углублять, но - финита! Батарейка - выдохлись.

Отдышавшись, сообразил, что у меня нет ни одной таблетки от танкобоязни. Пусть мы и на фланге оказались, но всё же. С сомнением посмотрел на библиотекаря, что клевал носом сидя на стылой земле. Гнать его, прямо, жалко. Всё же - нашёл меня, замёрзшего, не бросил, откачал, отогрел. Как говориться, пусть поздно, чем никому. Но, оставить его в покое - нельзя. Уснёт. Проспит. А вдруг натовцы разведку пошлют за языком? Так, сонного, и уволокут. С его-то везучестью! Мы - на отшибе, перед нами - никого. Да и по сторонам - никого. Такой вот у нас - засадный полк. Потому - к нам за языком им легче наведаться, чем в линию роты. Растолкал, пояснил задачу. Стал тупить, отнекиваться. Как ребёнок. Ещё побить? В лом даже щелбан ему дать - устал я. Ну, не бульдозер я. И даже - не экскаватор.

- Сегодня будут на главной сцене давать трагикомедию. Называется - "Танки". Чем встречать будем? Твоей обширной кормой? Или целовать их будем в нижний бронелист?

- Пусть их пушки и танки встречают. Это их работа.

- Ты их видел? "Танки!" - передразнил я, - Ты зачем себя обманываешь? Ты видел, что у гусар наших вместо пушек короткоствольные пукалки? Горностаи, гля! Пулемёт задавить или хату развалить - самое то, но по танку - что снежком кидать. Броневиков с пушками осталось два. Остальные - пулемётные. И сдюжат ли они - я не знаю. Правда в том, что я не хочу испытывать отчаяние и бессилие. Понял? Пусть вместе с собой, но танк я заберу. Иди, а то опять побью. И - быстро! Светёт - снайпер проснётся. Его трупика так и не нашли. Давай, давай, библиотекарь, шевелись! В могиле отдохнём!

- Зачем постоянно кликать смерть? - проворчал этот телок, с трудом поднимаясь.

- Хочешь выжить и победить - будь готов к смерти. Не бойся её, прими, как данность, что в этом бою тебе - гарантированно - карачун. Что тебе не дожить до вечера.

- И в чём смысл?

- И увидишь - с тобой произойдёт чудо. Иди, давай, библиотекарь! Не дожидайся снайпера. Старшине скажешь, что у меня танкобоязнь обострилось. Пусть выдаст чего-нибудь противотанкового. Анальгина и аспирина. Антигриппина и антитанкина. Давай, шевели булками!

Стало меня морить. Спать хочу - сил нет. Открыл замёрзшие ананасы, стал есть фруктовый лёд. Сын у меня любил фруктовый лёд.

Тоска опять сжала сердце. Что я тут делаю в этой яме, в этой мёрзлой степи? Зачем всё? Зачем вожусь с этим тюленем, зачем задницу свою рву, воюю? Зачем хожу сквозь лёд и пламя? Не моя эта война, она давным-давно закончилась. И началась новая. Все эти люди, что вокруг меня - давно уже умерли. А я тут жилы тяну, бегаю как ужаленный, стараясь собой заткнуть каждую дырку. Чтобы они выжили. Они давно уже - отжили своё. Зачем? Зачем?

Родина? А что - Родина? Иной раз думаешь - всё случившееся - объективно. Показал хвост пушной зверёк полярный, так сразу - Сталин - царь и бог. Как отлегло - Сталин - демон и тиран. Во власть нормальных людей палкой не загонишь, ушлые пройдохи пользуются, карабкаются по карьерным лестницам, под наше равнодушное мычание. Нам бы государство города строило, дороги прокладывало, квартиры - выдавало, школы и детские сады - открывало, чтобы в магазинах - завал. А мы будем на диванах валяться, на работе - филонить, брак гнать потоком, власти со смакованием ругать. Ненавидеть тех, кто будет пытаться нас с дивана согнать для уборки собственных подъездов и дворов, кто будет нас премии лишать за брак, кто будет мешать филонить на работе. Кто будет пытаться нас научить нашу же Родину даже не любить, хотя бы - уважать.

Нам нужен порядок и законность, но ментов - боимся и презираем. Нам нужно крепкое, гибкое государство, умная власть - никто не хочет во власть идти - западло. Нам нужна сильная армия, чтобы спать спокойно - мы покупаем комиссии о непригодности к службе. А потом кричим и удивляемся, что менты, чиновники, офицеры - дебилы, карьеристы, ворюги, хапуги, лентяи. Мы пьём без меры, убиваемся и убиваем других под водярой и наркотой, разрушаем семьи, калечим психику собственных детей, но дружно проклинаем власть, перепуганную эпидемией вымирания трудового потенциала и применившую "сухой закон", жестоко карающую распространение наркоты. Во всех присутственных местах - в госучереждениях, больницах, вокзалах, да и за границей - ведём себя, как оборзевшие скоты, но требуем человеческого отношения к себе.

Я когда попал сюда - как же, война! 25 миллионов убитых, надо, надо помочь! Чтобы побольше их выжило. И что я увидел? Они - пьют. Они - пулям не кланяются. Они в атаки идут, как паровозы по рельсам. С паром, с рёвом, но - прямо, в полный рост. Они ленятся себе яму в земле вырыть, чтобы выжить. Они врагу сдаются и идут ему служить. Они с азартом жгут собственный народ. А после войны они же загубят собственные жизни, утопят их в спиртовых парах. Они будут ненавидеть Сталина, приведшего их к Победе, собственную власть, коммунистическую, но - свою, собственный народ, свою страну. Как ненавидят ротного, что погнал их в атаку, тем спася их жизни, не дав угробить всех миномётами, победив. Будут радоваться развалу СССР. И ненавидеть тех, кто начнёт страну собирать обратно. Они будут служить заокеанским конкурентам даже не за деньги, а из ненависти к "этому" народу.