Владимир Поселягин - Офицер Красной Армии

— Герой Советского Союза, командир дивизиона ПВО–ПТО старший лейтенант Фролов, на которого вы указываете, – тихо сказал Батя, – погиб на наших глазах. Очередью с „мессера“ его разорвало пополам, и он умирал несколько минут. В этот же день в нашем присутствии он был похоронен на месте гибели. Именно поэтому мы с Александром считаем, что вы несколько… ошиблись.

— Я не знаю, кто у вас там и где погиб, но это снимок именно Фролова, под командованием которого мы с лейтенантом участвовали в деблокировании партизанского корпуса.

Потерев виски, комбриг устало сказал:

— Странна ситуация. Я попробую разузнать через своих знакомых, но всё же считаю, что вы ошиблись. Вы оба свободны, можете идти… Александр, оставь альбом.

После этого Шереметьева закрутила рутина службы, боёв и потерь, и он подзабыл об этом разговоре, но о нём не забыли полковник Филатов и старший лейтенант Григорьев.

Уйдя на глубину, я достиг илистого дна и, играючи зачерпнув ила, расплывавшегося от движения в руке, поплыл наверх, медленно работая ногами.

Вынырнув, я дал течению реки смыть у меня остатки ила с ладони и, перевернувшись на спину, поплыл к берегу, где пяток бойцов хозвзвода стирали гимнастёрки и бельё. Сегодня у нас был банно–прачечный день. Мангруппа отдыхала третий день.

На мостках меня ждал Омельченко. Сидя на корточках, он дотянулся до воды и, побрызгав на лицо, вытер его рукавом.

— Вода ледяная, как ты в ней купаться можешь? – спросил он, наблюдая, как я выбираюсь на берег, балансируя на скользком дне.

— Дело привычки, – хмыкнул я и, стянув кальсоны, выжал их, после чего снова надел. На теле высохнут.

— Титов на связь вышел, – сказал Омельченко и, покосившись на бойцов на соседних мостках, предложил пройтись.

Я шёл по лесной тропинке босиком в одних кальсонах, только полотенце на шее, даже оружия не было. Мне хватало Борисова, вооруженного до зубов, что следовал позади, охраняя нас.

— Так что там Титов? – вытирая полотенцем мокрое лицо, вода стекала с волос, спросил я.

— Они на подходе. Ещё семьдесят километров, и линия фронта. Генштаб решает, где лучше нанести совместный удар с двух сторон, чтобы прорвать фронт. Думаю, это будет послезавтра утром.

— Поздно, – прокомментировал я. – Немцы ведь тоже не дураки, и такую массу войск от них не скроешь. Тем более они знают, что Титов вырвался из окружения и идёт к фронту. Я бы на их месте оставлял на их пути небольшие подразделения с пулемётно–пушечным вооружением, чтобы наносить им потери в живой силе и технике, и бросая всё отходить, пока наши не снесут такой заслон. Им нужно выиграть время, чтобы перебросить резервы, и это, на мой взгляд, единственное на данный момент решение. Авиация тут такой роли не играет, тем более поддержка с воздуха у партизанского корпуса должна быть колоссальной.

Омельченко несколько секунд молчал, медленно шагая рядом и задумчиво глядя себе под ноги. Когда мы пропустили десяток полуголых парней, кажется, из зенитчиков, бежавших к речке, подполковник очнулся и сказал:

— Знаешь, я уже не удивляюсь. Ты описал практически всё, что происходит с корпусом Титова за последние сутки. Их колонны постоянно обстреливают из засады и вынуждают снижать скорость. Штаб фронта уже посоветовал им, как противодействовать подобным атакам, но хотелось бы выслушать твоё решение.

— Разведка, – пожал я печами. – Разведка по всему маршруту следования колонн, включая проверку обочин и всех возможных мест для засад. За ними должны идти миномётно–пушечные отряды и накрывать места засад сосредоточенным огнём. Только скорость от этого всё равно замедлится.

— Да, именно это и было предложено штабом фронта. Потери заметно снизились, теперь их несут уже немцы, но ты прав, корпус если не встал, то его продвижение заметно снизилось. Титов предложил бросить на борьбу с этими отрядами нашу мангруппу.

— Титов идиот, нас сожгут после второго–третьего боя, как только выследят. Наши малые потери обуславливаются только тем, что мы работаем по режиму ударил–убежал. Застрянем – уничтожат. Но генерал вынужденный идиот. Видимо, хорошо его прижало, раз он озвучил подобную глупость. Наверняка штаб в приказе идти к фронту не ограничился этими словами, а подробно описали, где и как им идти. Вот генерал, военный человек, и вынужден выполнять приказы, не смея сделать шаг в сторону и обойти засады. Нам ещё повезло, а ему там ой как туго приходится.

— Но есть идеи? По сообщению штаба корпуса партизан, час назад из засады было уничтожено четыре танка, один экипаж погиб. Те самые танки, что ты взял в Чернигове. Немцы после обстрела сняли замки и прицелы, после чего бросили пушки и отошли.

— Правильно делают, – согласился я, думая. Омельченко это заметил и замолчал. Шагал рядом, изредка бросая на меня взгляды.

То, что меня считают палочкой–выручалочкой, мне импонировало, но к Титову в данный момент стягиваются все резервы немцев, тыловые подразделения отползают в сторону, чтобы не попасть под стальную стопу корпуса, а боевые наоборот вцепляются в пятки, пуская ему кровь, и лезть сейчас в эту свалку смерти подобно. Приказа из штаба Ставки, которой мы напрямую были подчинены, не было, а действовать на свой страх риск не хотелось.

— Есть одна идея, – приняв решение, остановился я, поворачиваясь к особисту мангруппы. – Правда, я не знаю, поможет она или нет, но положение Титова должна облегчить с высокой вероятностью.

— Зная тебя, думаю, это нечто сумасшедшее, – медленно проговорил Омельченко. – Но всё же хотелось бы услышать, что ты придумал.

— Штаб группы армии „Юг“. Он нам мешает.

Омельченко остолбенел от моего ответа. Через пару секунд его прорвало:

— Ты с ума сошёл?! Это тебе не штабы корпусов громить! Вспомни, когда Воронин уничтожил штаб пехотного корпуса, он потерял два танка и двадцать человек убитыми и ранеными! Закончил он это дело столь небольшими силами, только имея переизбыток танков и потому, что атака была неожиданной для немцев. Танки просто сметали избы своими корпусами, давя их и расстреливая всех, кто бежал по улице. Паника была грандиозная, мало кто ушёл, но всё равно потери для нас были большими. А штаб армии „Юг“ – это совсем другое дело! Да, я читал рапорты Путянина и его бойцов. Я в курсе, что они там изучают уже второй день все подходы, но согласно их докладам, атака на главный штаб немцев на этом участке фронта бесперспективна! Мангруппа просто вся поляжет. Тем более танков у нас всего пять единиц, да и то им требуется капремонт. Ты в курсе, что без него они просто не смогут пройти порядка ста километров?

— В курсе, – кивнул я. – Только могу добавить, что на тех эшелонах в Чернигове были не только танки, но и запасные части, включая моторы. „Двойку“ похоже, действительно придётся бросить, моторесурс выработан весь, а вот „четвёрки“ ещё повоюют. Воронин ставит новые моторы и проводит остальную профилактику бронетехники. Не волнуйся, она переход выдержит.