Комбат Найтов - Тень Сталина

– Челомей удержался в заданных габаритах и параметрах. Климов создал и успешно испытал малогабаритный двухконтурный одновальный ТРД, его диаметр 440 миллиметров. Челомей гарантирует, что втиснет всё в 534 миллиметров. И параметры П-35 м тоже выдержаны. Но П-35М, скорее всего, для лодок не сильно годится из-за телевизионного управления. Ждем П-70. Работы уже идут. И всех касается: особое внимание уделите скрытности лодки. Это её основное оружие! Знаете, как американцы прозвали «Ленинский Комсомол»?

– Знаем! «Ревущая корова»!

– Приятное сравнение, не правда ли?

Контр-адмирал Першин, стоявший молча с побелевшим лицом, вдруг сказал, что у него в Институте готов бассейн для определения шумности узлов и механизмов.

– А почему я об этом узнаю только сейчас? Вы что, меня боитесь? Почему вы никогда не обращаетесь напрямую? Вы руководите головным институтом по кораблестроению, а ведёте себя, как… Всех касается! Опыта создания океанского флота у нас практически нет, отсюда и выползают такие «козы». Весь наш опыт – это корабли для закрытых морей, типа Балтийского или Чёрного. Отсюда и осадка в 5,4 метра. Попытки создать универсальный корабль – это утопия. Нужно проектировать и строить специализированные корабли. Тогда появится хотя бы надежда на успех. И не спешите! Делайте всё основательно. Корабли должны служить долго!

За оба проекта – и 627-й, и 658-й – попало мне, естественно. Сталин не стал разбираться в тонкостях, кто кому и чего приказал. Кузнецов получил выговор, и у него из обязанностей исключили пункт о комплектации флота. Хорошо, что флотские развернуться как следует не успели. Заложена была только одна лодка 658-го проекта. Проект вернули на кардинальное изменение и присвоили ему номер 667. ЦКБ-18 начало проектировать большую двухкорпусную лодку с двумя прочными корпусами. Попало мне, в общем-то, правильно. Взялся за гуж… Но от Николая Герасимовича я этого не ожидал. Пришлось поднимать все проекты. Выяснилась закономерность, что последнее место у проектантов занимают жилищные и бытовые условия на военных кораблях. Подвесные койки, спальные места на торпедах, одно спальное место на троих, приём пищи на боевых постах, отсутствие прачечных – это нормальное положение для всех проектов. Моряки ещё и гордились таким положением вещей. Когда выход в море был редкостью, а продолжительность похода десять – пятнадцать суток, то это можно было пережить, но когда автономность пятьдесят – семьдесят суток, то любому человеку требуется нормальный отдых и нормальные условия. Закладывается это прямо в проект. По-другому невозможно. В итоге мы добились, что на кораблях появились нормальные каюты, кают-компании для рядового состава, персональные каюты для офицерского состава. Хорошие прачечные и сушилки для белья, нормальная бытовая техника, душ из расчёта десять человек на рожок, сауны, спортивные залы с тренажёрами. Особое внимание было уделено комфорту на новых атомных авианосцах типа «Сталин» для лётчиков БЧ-6. Нагрузка на лётчиков в море особенно высока, требуется качественно отдыхать, так как малейшая ошибка может стоить жизни и самолёта. Но всё это было уже позже.

Наступил 1953 год. Я знал дату смерти Сталина в той истории, но ничего не предвещало плохого. Иосиф Виссарионович не болел, по-прежнему допоздна работал. Много писал. Единственное, стал чуть более раздражительным и стал громче говорить. Иногда переспрашивал, если речь собеседника была невнятной. Но в мае месяце он неожиданно собрал всё Политбюро и заявил, что не может продолжать совмещать две должности и передаёт должность Председателя Совета Министров мне, на моё место предлагает Алексея Косыгина, а в Политбюро сам будет представителем КПСС вместо Сабурова. В кабинете установилась абсолютная тишина. Десять пар глаз смотрели на него, не совсем понимая обстановку.

– Товарищ Сталин! Я не совсем вас понял! Зачем менять сложившийся порядок? – спросил я.

– Андрэй, я устал, я стар, в конце концов! Ты обэщал мнэ замэнить меня, когда я тэбя папрашу об этом! Я нэ желаю объяснять больше ничего! Давайте гаварить по существу, а нэ выяснять прычины, – с резким акцентом произнёс он. – Вазражения по персоналиям есть?

– Нет, товарищ Сталин.

– Выносим на голосование. Кто за то, чтобы принять мою отставку с должности Председателя Совета Министров СССР? – сказал он и первым поднял руку. Сабуров автоматически тоже поднял её. Сталин перевёл глаза на Андрея Андреевича.

– Коба, не уходи!

– Я и не ухожу, буду заниматься партией, чем и занимаюсь уже давно, а вы меня отвлекаете мелочами, которые может решить Андрей.

Все потихоньку потянули руки. Я руки не поднял.

– Андрей!

– Я воздерживаюсь.

Сталин пробурчал что-то на грузинском языке, Лаврентий заулыбался.

– Кто за то, чтобы избрать Председателем Совета Министров Союза ССР товарища Андреева Андрея Дмитриевича?

Десять рук за.

– Кто за то, чтобы первым заместителем Председателя Совета Министров СССР избрать товарища Косыгина Алексея Николаевича?

Единогласно.

– Кто за то, чтобы освободить товарища Сабурова от занимаемой должности представителя секретариата КПСС в Политбюро ЦК КПСС?

Трое за, семеро против. Не принимается.

– Кто за то, чтобы назначить товарища Сталина представителем секретариата КПСС в Политбюро ЦК КПСС?

Десять за, один воздержался (сам Сталин).

Сталин посмотрел на всех, взял свой блокнот, карандаш, ещё что-то со стола и подошёл к стулу, на котором сидел Косыгин.

– Теперь это моё место, а твоё место вон там! – и он показал на меня.

Я встал и объявил перерыв. Подошел к Сталину и спросил его:

– Зачем?

Он стоял, чуть наклонив голову, и делал медленную затяжку.

– Врэмя пришло, Андрэй. Поверь, я знаю, что говорю.

Через десять дней его не стало.

Я стоял в тяжёлом маршальском мундире, без фуражки, на самом солнцепёке, на трибуне Мавзолея, на котором появилась надпись: «Ленин. Сталин». Я уже произнёс речь «Памяти Сталина», а теперь смотрел на людские волны, склоненные красные знамёна с траурными лентами. Майское солнце невыносимо жгло. Укрыться было невозможно. Я вышел из тени Сталина на самый солнцепёк, и теперь вся эта огромная страна, раскинувшаяся от Атлантики до Тихого океана, смотрела на меня. Я физически ощущал это внимание, это давление. Я, хотя и самый молодой в правительстве и Политбюро, но десять лет был первым заместителем Сталина. Но тем не менее – заместителем. Решения принимались не полностью самостоятельно. Теперь вся ответственность лежит на мне. Да, есть круг людей, с которыми я могу посоветоваться, подготовить решение, но права на ошибку у меня нет. Сначала ушёл Сергей, теперь Сталин. Мысли настолько захватили меня, что я вздрогнул, когда почувствовал, что кто-то осторожно трогает меня за рукав. Лаврентий.