Храмов В. - Сегодня - позавчера. Трилогия

- Давно уже ничего не боюсь, - ответил я.

- Как интересно!

- Да, как-то перегорело.

- Ты же не отсюда? Ты же пришлый?

Я аж задохнулся.

- В смысле?

- Ты из другого мира. Надо батюшке сказать.

- У тебя отец жив? Прохора дед?

Но, Дарья Алексеевна не ответила. Вместо этого она сунула мне в рот какую-то деревяшку и начала меня "ломать". Это я ещё мало что чувствовал - парализовано же тело. И то, от боли тошнило. Боль была такая, будто она руками прорывала мою плоть, копалась руками прямо в теле, ломала кости, переставляла их.

Не долго я вытерпел. Орать начал как резанный. Я и так мало что видел сожженными глазами, а тут их окончательно залили слёзы и багровый туман боли.

- Потерпи, родненький, потерпи! - шептала Дарья Алексеевна.

А куда мне деваться? Судьба, видно, такая. Судьба терпилы. А потом ещё и стыдно стало - от боли остыдобился. Не почувствовал это, по запаху догадался. Блин, с младенчества не было такого. Сквозь землю провалиться!

Сколько продолжалась моя пытка - я не знаю. Учитывая изменчивость восприятия времени в таком состоянии, в каком пребывал я. И минута такой пытки казалась вечностью.

Но, ведь не только хорошее заканчивается, а и плохое. Моя мучительница захрипела, как загнанная лошадь, рухнула на меня. Тут же скрипнула дверь, свет от окошка перекрыла большая тень, руки Прохора подхватили обессилившую "мучительницу", унесли. Через минуту он вернулся, спросил:

- Живой?

- Не дождёшься! - зло прохрипел я. Да, я был зол. На него, на его мать. За эту боль, за свой стыд, за судьбу терпилы. Я был несправедлив, это ясно. Но, не в тот момент.

К чести юноши, он не обратил внимания на тот поток грязной ругани, что обрушился на него из моих уст. Он, молча, как бесчувственный робот, обмыл меня, завернул в штопанную и застиранную, но чистую простынь, понёс на воздух, обняв меня, как ребёнка. И как ребёнок, я разревелся на его груди.

Стыдоба! И это называется "боевой командир". И не просто взводный какой, а комполка! Позор на мою седую голову! И как мне смотреть теперь в глаза моим подчинённым?

Понимаете что произошло? Часть меня ревела на груди у подростка-великана, а часть - холодно, совершенно без эмоций, смотрела на это со стороны, упрекая. Это называется - расслоение личности, шизофрения. Мой двойник, Голум - болел именно этим. А теперь - и я тоже. Скоро начнут мне видеться орки, эльфы, ангелы и демоны, эгрегоры и Ктулху.

Прохор не донёс меня до дома (хотя там всего три метра), а я уже спал. Холодная, расчётливо-калькуляторная часть меня, с лёгким удивлением констатировала это, потом с не меньшим удивление констатировала собственное "выключение". Последней мыслью было - "а они связаны остались".

Разговоры по душам.

Какая душа, такие и разговоры.

Разбудили меня петухи. Я был им рад. С детства не просыпался "по петухам". Ностальгия - приятное чувство. Ещё меня радовало отсутствие "калькулятора" в моей башке. Но, опечаливало отсутствие зрительного способа получения информации по причине повязки на глазах.

- Так надо, - услышал я голос докторши, - Дарья Алексеевна не велела повязку снимать.

Ну, "не велела", так "не велела".

- Как вы себя чувствуете? - спросила меня докторша.

- Никак, - прохрипел я. Вчера, в крике, я сорвал голос. - Ничего не чувствую. Совсем. Как нет меня. А, вот, это чувствую. У тебя очень нежные руки.

Её рука погладила меня по щеке, вытерев дорожку слезы. Опять я в слезах!

Так, майор Кузмин! Отставить сопли!

Потом она кормила меня, пыталась меня расшевелить беседой, но я был "не в духе". Хотя, её болтовня была мне нужна. Как бальзам на душу. Её разговор напоминал мне, что я ещё жив. Она мне рассказывала свою жизнь. Буквально, изливала душу. Зачем? Не понятно. Понятно, что хочется выговориться, но мы же не случайные попутчики, которым и принято "изливаться". Ладно, хочешь "поплакаться в жилетку", буду я твоей жилеткой.

Так я узнал о её детстве и отрочестве. Об учёбе, историю их отношений с её мужем. Выслушал из первоисточника о событиях 22 июня на погранзаставе. Когда она рассказывала, как руками раскапывала воронку, когда искала останки своих детей, я плакал вместе с ней. Она схоронила останки детей и мужа в одной воронке. Хотела застрелиться, но пистолет мужа был разбит, а свой она потеряла при налёте. А потом жажда мести застила её.

Выслушал об их бесславном отступлении с остатками заставы. Почему бесславном? Потому, что выжившие пограничники были настолько деморализованы, что шарахались от любой тени, не то что оказывать организованное сопротивление. Что просто выбешивало Шахеризаду. А я их понимал. На тот момент это было обычным явлением. В плен не сдались - и то молодцы.

Потом она рассказывала, как наталкивались на других окруженцев. На всяких разных. О некоторых и вспоминать не хочется. И это понятно. Сам о скольких таких стараюсь забыть? О скольких не буду даже в мемуарах вспоминать, чтоб бумагу не портить.

И вот однажды их "мобилизовал" комиссар одного из разбитых полков. Он организовал партизанский отряд (к радости моей собеседницы). В меру сил своих и разумения командовал. Получилось не очень. Всё же опыта партизанской войны у них не было. На своих ошибках и учились. А ошибки оборачивались кровью. И потерями. Но, им удалось установить канал устойчивой связи с "Большой Землёй". И немного погодя после этого их отряд немцы и накрыли. Прямо при приёме самолёта. Моя собеседница была ранена в этом бою осколком мины в живот и её тут же запихнули в улетающий самолёт.

Так она оказалась в госпитале на грани жизни и смерти, длительное лечение и приговор - никогда и никаких детей.

Потом долгие и отчаянные попытки восстановиться в армии. Триумф - её вернули в строй! И новое назначение - ко мне. Специнструктаж и строго-строго приказ - мою жизнь беречь, как зеницу ока. Причём приказ от таких командиров, которым не отказывают. Помнится, она что-то прошлый раз про Меркулова говорила. Хотя, в армии ни от каких приказов не откажешься.

Вот такая её исповедь.

- Ты выполнила приказ - я жив. Пока жив.

- Не в приказе дело, - вздохнула она. - А почему ты тогда так странно реагировал на меня?

- Как - странно?

- Как будто давно меня знаешь, но никак не ожидал меня там увидеть.

- Так и есть, - ответил я. Она ждала продолжения, но что я ей скажу? Что она - точная копия моей жены? Так, по личному делу я - холост. Легенда, ёпти! Сказать правду - глупо, врать не хотелось:

- Ты была моей возлюбленной, моей женой в прошлой жизни.

- Ты помнишь свою прошлую жизнь?

- Хотел бы забыть.

- А, я поняла - опять врёшь.

Ну вот - сказал правду - не поверила. Лучше бы соврал. А, пошло оно всё!

- Думай, что хочешь. Я тебе сказал, а там уж - как тебе захочется.

- А я, дура, ему тут душу изливаю!