Владислав Савин - Страна мечты

Ты никогда не бывал в нашем городе светлом,

Над вечерней рекой не мечтал до зари,

С друзьями ты не бродил по широким проспектам,

Значит ты не видал лучший город Земли!

Да, я считаю себя римлянкой, хотя родилась в деревне, а в Вечный Город попала уже десяти лет от роду! Но я успела искренне полюбить и русскую столицу, за лучшие в своей жизни дни, проведенные здесь, с моим рыцарем, моим мужем. И помню, что именно советские спасли Рим, как и всю Европу, от нашествия черного воинства сатаны — Гитлера! Да, Рим велик, но древность тянет его уже к закату. А СССР, и так великая и огромная страна, и ведь еще на подъеме! Раньше первой Державой была Британия, Рейх попробовал, но надорвался, Америка еще претендует — но мне‑то ясно, кто будет самым сильным в мире здесь лет через тридцать, сорок, и ведь я это увижу, будучи среди лучших людей этой страны (если уж у советских нет понятия «дворянство»).

— Люсенька, ну ты и свою Италию тоже не забывай! — сказала Анна — вот представляю, как ты меня по Риму своему водишь, и все показываешь! Хотелось бы приехать когда‑нибудь, и не так, как в Киев тогда, а просто посмотреть.

— Конечно! — ответила я — отдохнуть приедем, когда всех врагов победим. И родня моя вас принять будет рада!

Мы шли к самолету под усиливавшимся ветром и дождем. Анна и я были налегке — наши чемоданы тащил провожающий офицер — и нас едва не уносило порывами, грозило сбить с ног (а я еще была на неустойчивых каблуках), мы даже нагибались, чтобы легче идти, наши тонкие плащи трепало и продувало насквозь, хорошо было адмиралу, в кожаном реглане «по — штормовому»! Дождь хлестал навстречу, как мне показалось, не каплями, а целыми струями, зонтики гнуло и рвало из рук столь яростно, что свой я решила закрыть, в убеждении что сейчас он улетит в небо, и хорошо, если не вместе со мной! Лазарева, увидев, сказала:

— Люся, ты что? Вымокнешь, а тебе простужаться и болеть нельзя никак!

Она прикрыла меня краем своего большого зонта, и улыбнулась, чтобы подбодрить — а ведь непогода доставляла ей не меньше беспокойства, чем мне! Мадонна, ну отчего Анна не моя старшая сестра, как я хотела бы этого! Наконец мы, немного все же промокшие, заняли места в самолете. Было еще с десяток пассажиров, военных и штатских (насколько я поняла, гражданские авиаперевозки у русских пока не по свободно продающимся билетам, а лишь для тех, кто следует за казенный счет по служебным делам), кто‑то, громко усомнился, безопасно ли лететь сейчас? На что из кабины вышел командир, в военной форме, с погонами майора, и заявил:

— Не беспокойтесь, до того как нас в ГВФ передали, мы в Дальней Авиации год отработали. Летали немцев бомбить, или ночью, или как раз в такую погоду — и как видите, все нормально. Машина еще крепкая, войны нет. И не зима, когда в метель в сотне метров ничего не видно!

Анна не отходила от своего Адмирала, ну а я ловила на себе взгляды пассажиров — мужчин, и не скрою, мне это было приятно, но не более того, я своему герою — рыцарю отдана и буду верна до смерти — а то мадонна от меня отвернется! Лазарева любезно уступила мне место у иллюминатора — когда мы над тучами поднялись, вид такой красивый, как горы под нами! Затем я подумала, если здесь такая погода, в середине лета, что же нас ждет там, куда мы летим, в одних легких плащах поверх шелковых платьев, там наверное меховая одежда нужна? Анна рассмеялась в ответ.

— Ты думаешь, раз север, то всегда мороз? Мы там загореть успеем, под незаходящим солнцем! Тебе еще зонтик понадобится, если захочешь «аристократическую бледность» сохранить.

Наконец прилетели. И это холодный русский север, про который мне столько страшного рассказывали? Солнце печет, жарче чем в Киеве, я даже плащ скинула — хотя Анна сказала, что после на воде прохладно будет, мы по морю поплывем? Нас уже ждала машина, открытый военный джип с солдатом за рулем, пока мы ехали, я по сторонам смотрела с любопытством. Нет, знала я конечно, что никаких белых медведей по улицам тут не бегает, но все же… Удивило, что большинство домов было из дерева, причем из цельных бревен, еще более странными показались деревянные тротуары — а так, в Архангельске тоже есть зеленые скверы и бульвары, и люди одеты по — летнему, а не в меха. И еще, странно что солнце так высоко, хотя время уже позднее.

— Люся, ты разве забыла, что я тебе рассказывала про белые ночи? Они и в Ленинграде бывают — а здесь, так вообще… Зато зимой день почти незаметен. Но тут еще не Заполярье, солнце за горизонт не уходит на целые сутки.

Нас привезли в военный порт, где уже ждал катер, немецкий «шнелльбот», как сказала Лазарева — «возможно, тот самый, что твой муж со товарищи на абордаж брали в сорок втором». О мадонна, мой герой и тут отличился? Матросы помогли погрузить наш багаж, сумка и чемодан у меня, и столько же у Анны и адмирала на двоих. Мне предложили посидеть в маленькой каюте, но я воспротивилась, увидев что Анна с мужем собираются быть на палубе, или даже на мостике. И не пожалела об этом!

— Люся, тогда плащ надень, и застегни, а то продует. Шляпу сними — улетит, не удержишь. И повяжи что‑нибудь на голову, как я, или растреплет тебя до полного безобразия.

Это было незабываемо! Катер несся вперед, ревели моторы, волны расходились в стороны, встречный ветер бил в лицо с такой силой, что перехватывало дыхание — а я, вцепившись в поручень, или как моряки называют, леер, испытывала дикий восторг, словно от полета над землей к небу! Как тогда над Москвой — рекой — лишь моего кавальери, моего мужа не хватало, чтобы он поддерживал меня и обнимал. Море открылось вдали, простор, и не холодно совсем, несмотря на ветер, готовый сорвать с нас и плащи, и платки. Кстати, Анне этот головной убор совсем не идет — но было бы безумием, надеть шляпку в такой ураган! Ну вот, платки с нас слетели и унеслись птицами, я пыталась прикрыть прическу ладонями, но это было бесполезно!

— Все равно растреплет — улыбнулась Лазарева, ловя полы плаща, вздуваемого над головой — сколько раз я по службе на этом же катере, то в Архангельск, то назад на Севмаш. Тут надо или в каюте, или терпеть, но я летом, всегда предпочитаю наверху. Даже думала постричься коротко, чтобы не путались и в глаза не лезли — но Михаил Петрович решительно против.

Ветер продолжал неистово трепать на нас одежду и волосы — но скоро мы, смирившись с этим и привыкнув, перестали замечать, глядя на дикую природу вокруг. Дома, даже когда я ныряла с аквалангом, до берега было гораздо ближе — и это был обжитой берег, а не тундра без следов жилья! Но ведь лучше прожить с любимым человеком где угодно, чем с кем попало, в родной деревне? А затем я увидела город, и большой завод, на вид не уступающий морскому арсеналу в Специи — катер повернул к берегу и сбавил ход, ветер наконец притих, и можно было привести себя в порядок. У причала стояла та самая, большая русская подлодка, мы пришвартовались рядом с ней. Нас встречали на берегу — и русские морские офицеры, и какие‑то штатские… и женщины, одетые как я и Анна, в таких же плащах и платьях с юбками — клеш. Это и есть команда Лазаревой, русские воительницы? А сумею ли я заслужить их уважение, чтобы они стали подругами и мне?