Владислав Савин - Страна мечты

И кто же это такая? Мою подругу обидеть — то же самое, что обидеть меня! Ах, вон та, «попадья»? Интересно, с чего бы? Прошу Лючию повторить эксперимент — непринужденно проходим по лаборатории, итальянка как бы случайно задерживается возле девушки в черном. А я наблюдаю — чем хороша вуаль, глаза прячет, а шляпки мы и в комнате можем не снимать.

Да, это был взгляд! Как раз про такой говорят, «убить можно». Хотя у Кука тогда, в приемной Кириченко был опаснее, холодные глаза змеи, означающие, что приговор тебе уже вынесен, и скоро за тобой придут. А это, всего лишь злоба мелькнула, яростная, но бессильная, пока. Так не ждать же, когда придумает что‑то и к действию перейдет?

Будь я прежней Анечкой, пусть даже всего год назад, я бы непременно тут же подошла и спросила бы — что ты против моей помощницы имеешь? А сейчас я, ни слова не говоря, отправилась в Первый отдел, чтобы ознакомиться с документами. Происходящее мне не то что казалось угрожающим — но было непонятным. А любая непонятка, как учил меня в Киеве Смоленцев, это возможный Большой Песец.

Самое простое объяснение, что она была в Смоленцева тайно влюблена, и возненавидела удачливую соперницу — вероятность не ноль, но очень мала. Поскольку «попадья» даже в наш «шаолинь» не ходила, и с Юркой, в отличие от моих «стерв», никак не пересекалась, даже не видела его ни разу, ну если только мельком на улице. Хотя могла знать, кто такой Дважды Герой Смоленцев, в этом городе личность известная, его фото вроде даже в «Северном рабочем», газете нашей, было, правда, давно, но при очень большом желании достать можно. И должен тогда портрет ее кумира у нее на стене висеть — делаю заметку в памяти, расспросить ее соседок по комнате, или даже самой нечаянно туда заглянуть, удостовериться. Или какие‑то счеты с войны? Однако же на пленных немцев «попадья» так не реагировала, а помнится мне, был случай, даже подкармливала кого‑то, своим пайком поделилась. Или ей именно итальянцы ненавистны? Так она вроде бы, ленинградская, где она там римлян найти могла?

Ну вот, принесли мне личное дело. Пирожкова Вера Александровна, родилась в Пскове в 1921 году (на год всего старше меня? А я думала, ей уже за двадцать пять!). Жила там же, с родителями, до 1938, когда поступила в Ленинградский университет, на матмех. Про родителей указано, что отец, доцент Псковского пединститута, мать домохозяйка, оба беспартийные. И сама она, не комсомолка, согласно анкете! А это что еще такое?!

Была в оккупации, летом сорок первого находясь в Пскове, у родителей. Дальше прочерк, указано лишь, что «была угнана немецкими оккупантами в Ригу, где и освобождена Советской Армией». Что делала в это время, неясно — но надо думать, СМЕРШ при проверке ничего не нашел, иначе о том была бы как минимум, секретная отметка в выданных документах, а максимум — кара за пособничество врагу. Но непонятно — если Псков был освобожден в мае сорок третьего, а бои на подступах к нему шли еще с марта, то смысл для немцев, наших советских людей в рабство не в Германию, а в Ригу угонять? Ведь наше наступление в Белоруссии, и выход к Рижскому заливу, когда вся группа армий «Север» в Прибалтике оказалась отрезанной, это уже июль — август! То есть ничего не мешало пленных прямо в Рейх везти. А вот запятнавшие себя сотрудничеством с оккупантами вполне могли отступать с тылами вермахта! Хотя пытался Гитлер и в Латвии «образцовые хозяйства» завести, не только немецкие, но и голландские хозяева ехали, на даровые земли с русскими рабами! Если она через такое прошла… нет, там немцы были, голландцы, датчане, даже испанцы — но вот итальянцев не было точно! А ведь ненависть ее — именно на итальянцев как таковых, конкретно с Лючией она точно не встречалась!

И на фотографии, как указано, из личного дела ЛГУ, она совсем другая! В чем‑то нарядном, светлом — совсем на монашку не похожа! А отчего собственно она сейчас как в трауре? Может, в этом и причина? Так ведь не одна Лючия, все мы так ходим — вот привилось тут, с нашей и товарищей с К-25 подачи, что девушкам должно быть красивыми и хорошо одетыми, не все из заводских позволить себе такое могут, но стараются! В платьях нередко даже зимой ходим — теплую юбку поддеваем, в холод еще и шерстяные рейтузы, сверху свитер и пальто. С юбками смех: мы их из портяночной байки шьем, а то и просто портянки, нам положенные, как военнослужащим, сшиваем — зато так я в декабре здесь ходила в крепдешиновом платье, а Молотовск даже не Ленинград, тут холоднее! Так что на случай с «товарищ брекс» в Киеве не похоже — на всех бы тогда «попадья» коситься должна, и на меня прежде всего.

Может быть, я уже столько на разную сволочь насмотрелась, что при малейшем подозрении тревогу включаю? Так все равно разобраться надо, может помочь человеку в чем‑то? Вот теперь, когда информация собрана, можно и прямо спросить. А я рядом буду, посмотрю.

— Простите, мы знакомы? — улыбается Лючия — или же, мне показалось, вы за что‑то обижены на меня?

А я шагах в четырех стою, смотрю очень внимательно. Голову чуть в сторону повернула, а взгляд под вуалью не виден, недооценивала я прежде этот аксессуар! А «попадья», вместо того, чтобы ответить откровенно, пусть даже с агрессией — глазки в пол, и безжизненно — нейтральным голосом отвечает, что вы ошиблись, я вас не знаю, и ничего между нами нет. Но я‑то видела сама! Значит, умышленно скрывает, затаив? Что ж, будем копать по — полной! Может, она никакая не Вера Пирожкова, а фройлейн как — ее — там, «легенда» вполне подходящая? Фото из довоенного личного дела… теоретически, могли или лицом похожую подобрать, или фотографию как‑то подменить? Хотя поведение для шпионки совершенно непрофессиональное — ей бы надо не выделяться, быть «как все», и уж тем более, взглядом себя не выдавать? Так по возрасту, ну никак не может она быть матерым, многоопытным агентом — могла и сорваться? Особенно когда ее фатерлянд войну проиграл, связь потеряна, и что делать неизвестно? Так нет, помнится, она и до Победы черное носила, и не радовалась, не смеялась никогда!

А как она к нам попала? Ведь было указано особо, сомнительных людей в Проект не брать! Моя ошибка — раньше должна была проверить! Но понадеялась, привыкла, что к нам лишь лучших и надежных шлют — не просто студентов из Ленинграда, но еще и тех, кто на фронте отличиться успел! А эта как тут оказалась? По ходатайству товарищей из ЛГУ, так выходит, ее довоенные преподаватели признали, значит не подмена? Хотя и тут всякое могло быть, «здравствуйте, Иван Петрович, я такая‑то, у вас до войны училась, помните меня? Что, не сразу узнали, так война сильно людей меняет!». Ну да, как раз этой зимой мы Москву просили, прислать нам расчетчиков — и «метод большого параметра», как его товарищи ученые называют, плохо к компьютеру приспособлен, карандашом на планшете выходит дешево и сердито, и людей мало, кто к технике «из будущего» допущен, так что приходится и способами из двадцать первого века считать, и по старинке. А ленинградцы подобрали, студентку, отличницу, но совсем не комсомолку?