Код Кхорна 2 (СИ)

Первыми внутрь вошли казаки несущие наскоро сколоченные, но прочные гробы с телами станичников. За ними чехи. Я последовал за Императором.

- Не забудь после похорон обратится к людям. – Негромко сказал я Лёхе так чтобы мои слова услышал только он. Я почесал руку.

- Я помню. – Ответил мелкий рассматривая обстановку обычной деревенской церкви. Гробы поставили на скамьи. Почесал руку.

- За сегодня мы как минимум должны взять Илим. – Поп начал зачитывать молитву. Тут что вши водятся? Мою кожу не всякая пуля возьмет! Уже с некоторым удивлением я уставился на руку. Нет… чистая рука… лёгкого воспаления от предполагаемого укуса нет… Я не чесался с тех самых пор как стал Астартес...

И снова лёгкий зуд в руке. На той, с которой начинается материализация брони. Странно… никогда такого не было…

На крышки гробов упали первые комки земли. Шесть казаков из караула приготовились к салюту. Винтовки под острым углом направлены в небо.

- Цельсь! – Скомандовал пожилой урядник. – Пли! – Залп. Чехи лопатами скидывают сухую землю в братскую могилу на холме. – Товсь! – Звуки передёргивания затвора. Вот светлые доски скрываются из виду. – Цельсь! – «Мосинки» снова вскинуты. – Пли! – Залп. – Товсь! – Перезарядка. – Цельсь! – Уровень земли сровнялся, осталось лишь насыпать сверху холмик в который два дюжих казака воткнут большой деревянный крест. – Пли. – Залп. Перезаряжаются. Люди сняли головные уборы. – На караул!

Крест установлен. Взгляд цепляется за стальную пластину ещё вчера бывшую частью брони вражеского бронепоезда прибитую к нему. На поверхности пластины мной столбиком было вырезано «Здесь покоятся Демидов Семён Андреевич, Самоедов Евгений Михайлович, Иржи Шипка и Марек Цибулка из Имперской Гвардии Славянской Империи павшие в бою за станцию Утка 25 июля 1918 года». Под надписью находится изображение аквилы.

Постояли над могилой. И ушли…

*«Орлик», 12:41*

Бронепоезд движется к Илиму. До него чуть больше полутора часов пути. Я задумчиво перебираю струны гитары. Пассажиры вагона скучают. Лёха находится в другом вагоне. Люди доверившиеся ему – погибли. И они далеко не последние. Обычное дело на войне. Погибших заменили пять добровольцев из Старой Утки. Причина проста. Уплывшие лысьвенцы отобрали у мужиков их лодки. Вот староуткинцы и решили присоединиться к белогвардейцам, чтобы добраться до грабителей. Только в одном они ошиблись. Белогвардейцы остались в Кузино, а здесь у нас Имперская Гвардия возглавляемая Императором Алексеем Романовым. Добровольцев от такой новости не хило вставило, но от своего решения они не отказались. Их определили на пока ещё безымянный бронепоезд едущий следом. Пальцы нащупывают знакомую мелодию. Начинаю её наигрывать. «Десантники» заинтересованно прислушиваются. Подходящий момент:

- На страже Империи неусыпно стоит,

Бесстрашно опасность встречая

Имперская Гвардия верность хранит

Сражаясь с врагами и побеждая!

Не отступать! Ведь мы - не одни!

Император, нас храни!

Имперская Гвардия не ведает страха!

Имперская Гвардия не знает преград!

Стражи Империи – смерть или слава!

Только вперёд и ни шагу назад!

Сквозь ярость сражений в пекле войны -

Сквозь боль и адское пламя!

В мир ненависти и сожжённой земли

Мы гордо несем своё знамя!

Не отступать! Ведь мы - не одни!

Император, нас храни!

Имперская Гвардия не ведает страха!

Имперская Гвардия не знает преград!

Стражи Империи – смерть или слава!

Только вперёд и ни шагу назад!

Имперцы вперёд! Ни шагу назад!!!

Отзвучали последние аккорды.

- Хорошая песня, вашблагородие, - сказал подошедший Степанов. – А можете что-нибудь нашенское исполнить?

- Могу.

Вот только что? «Любо»? Банально. Чёрного ворона? Не катит. Полюшко-поле? Тоже самое. Я улыбнулся. Есть одна подходящая для моего плана. Надо только немного перенастроить гитару для лучшего звучания. Готово. Спокойная мелодия потекла из-под пальцев. Она завораживала.

- Там за порогами, там воля цвіте,

Але характерник на Богит* іде.

Несе той козак свою душу туди

Де предки молилися ночі і дні.

Казаки прислушиваются.

Несе той козак свою душу туди

Де предки молилися ночі і дні.

Чому він іде й чому він несе

Душу свою і тіло своє,

Що він там побачить, що він там візьме

І що із собою на січ принесе.

Що він там побачить, що він там візьме

І що із собою на січ принесе.

Уже Дід-Славута, Дніпро наш гуде

То древній Перун до ріні зове.

Він кличе до полку де предки стоять

З прадавніх часів на онуків глядять

Слова песни явно затрагивали души людей. Степанов вообще перешёл в созерцательное состояние. Что он там видел? Прошлое? А может будущее?

Він кличе до полку де предки стоять

З прадавніх часів на онуків глядять

Там за порогами, там воля цвіте,

Але характерник на Богит* іде.

Несе той козак свою душу туди

Де предки молилися ночі і дні.

Несе той козак свою душу туди

Де предки молилися ночі і дні.

Старший урядник встрепенулся. Посмотрел на меня и слегка покачиваясь, направился в конец вагона. Подкинул я этими песнями людям пищу для размышлений, которая для некоторых станет новой головной болью. На данный момент таким человеком будет Антонов пытающийся разузнать обо мне всё что можно.

*в восьми километрах от станции Кын, 17:35*

Высунувшись из тамбура, я вижу сквозь пелену дождя идущий нам навстречу бронепоезд. До него ещё пара километров. Но это точно они. Интернациональный батальон, состоящий из бывших военнопленных численностью в четыреста штыков. Об этих обормотах стало известно, когда мы добрались до Илима. Там нас ждала Каллен с трофейным вооружением и инфой полученной от ныне убитых бойцов отряда железнодорожников направлявшихся на «подмогу» утёкшим лысьвенцам. Правда потом их командиру был дан приказ из Перми усилить собой австро-германо-венгерскую братию под командой некого Ференца Мюниха и защищать станцию Илим. Не свезло. Точно так же тормознули на станции Унь. Тамошних бойцов вырезала Бирюза. Они проигнорировали пермских большевиков, не захотели никуда идти и укреплялись прямо на станции. Теперь у нас столько трофейного оружия, что можно вооружить роту. Гвардейцы были впечатлены. В конце концов трупы никто не убирал. Ведь на винтовках кое-где остались следы крови. У мужиков просто в голове не укладывалось, чтоб баба и столько убила нормальных крепких не спящих или ослабленных мужиков. Кто-то вспомнил легенды про амазонок. Так их и стали за глаза называть.