Владимир Ропшинов - Князь механический

– На Сампсониевском. А что?

– Ничего. Тому, кто вас найдет, должна быть выплачена премия – и надо знать, кому ее платить. Я бы действительно, князь, не рекомендовал вам возвращаться в Мраморный дворец. Большие окна, очень хорошо простреливаются, к тому же он недостаточно защищен на случай внезапного нападения. Советовал бы вам, если вы сочтете это возможным, на время нашего расследования поселиться в Главном штабе, там, насколько я знаю, есть апартаменты для офицеров. Хотя, конечно, этот вопрос предварительно требует обсуждения с Михаилом Васильевичем Алексеевым.

– Пожалуй, вы правы, – согласился Романов, – надеюсь, Михаил Васильевич не откажет нам в этой любезности.

Окна кабинета начальника Генерального штаба, героя Германской войны генерал-адъютанта Алексеева выходили на Дворцовую площадь. Тяжелые жалюзи светомаскировки, установленные еще в 1917 году, когда в Петрограде опасались ночных налетов немецких цеппелинов с баз в захваченной Риге, были полуприкрыты – Главный штаб не нуждался в тусклом свете зимнего петроградского неба. В простенке, над столом с телефонами и аппаратом пневматической почты висел портрет государя в полевой форме лейб-гвардии Кирасирского полка. Конь в противогазе был поднят на дыбы, а сам государь в каске, окрашенной хаки, застыл, как его прадед на Исаакиевской площади. В белой изразцовой печке горел газ, подведенный туда по тонкой никелированной трубке, и печь наполняла всю комнату теплом, таким востребованным в это время в этом городе.

Генерал Алексеев в простом полевом мундире с крестом Святой Анны встретил князя и жандармского полковника на входе. Своими круглыми очками и закрученными кверху усами немолодой уже генерал напоминал доброго чеховского доктора. Олег Константинович любил его. Они познакомились в конце 1915 года, когда император Николай возложил на себя обязанности Верховного главнокомандующего, а Алексеев возглавил штаб его Ставки и фактически руководил всеми действиями русской армии вплоть до взятия Берлина в 1918 году. Романов знал, что внешность не обманывает, и Алексеев – действительно добрый чеховский доктор. Генерал к князю относился по-отечески заботливо, навсегда запомнив его отважным 23-летним юношей с тяжелым ранением, чудом избежавшим смерти.

– Я по поручению руководителя петроградского Охранного отделения статского советника Рачковского уполномочен заниматься расследованием покушения на Олега Константиновича, – рассказывал Комиссаров, сидя на невысоком диванчике напротив князя и генерала, – и рекомендовал ему, пока мы не установим личности покушавшихся и не раскроем всю их организацию, поселиться в каком-либо более надежном месте, чем Мраморный дворец.

– Конечно, я буду счастлив предоставить Олегу Константиновичу все, что только могу, до тех пор, пока у него будет в этом потребность, – сказал генерал.

– Есть ли у вас, Михаил Степанович, предположения, кто мог желать моей смерти? – спросил князь.

– Вообще-то по правилам сыскного дела я сам должен задать вам этот вопрос, – усмехнулся Комиссаров, – и попросить вас как можно подробнее рассказать все, что может иметь отношение до попытки вашего убийства.

– Подозрений у меня нет, – ответил Олег Константинович. Он, конечно, помнил свой разговор с Бимбо, уверявшим, будто бы его прочат в наследники. Но если прочит, как уверял великий князь, весь петербургский свет, охранка об этом знает. А если это – фантазии самого Николая Михайловича, то зачем их распространять.

– А у меня – есть, – снова усмехнулся жандармский полковник, выслушав изложенную князем историю покушения, вплоть до того момента, как он зашел в Коломну. – В первую очередь бросается в глаза, что, хотя после взрыва казаки оставались на месте довольно долго, ни один цеппелин не прилетел проверить, в чем дело. Тогда как обычно, благодаря особым механизмам, они появляются над тем местом, где планируется убийство, еще до того, как оно совершится.

– И как же они обманули цеппелины? – спросил князь.

– Полагаю, речь не о том, что они обманули цеппелины, поскольку это невозможно, а о том, что цеппелины не вмешивались умышленно.

– Что же, департамент полиции не управляет своими цеппелинами? – удивился Алексеев.

– Именно, Михаил Васильевич, именно что не управляет, – кивнул Комиссаров, – полгода назад оперативное руководство петроградским отрядом цеппелинов было передано Главному артиллерийскому управлению.

– Там генерал Маниковский? – спросил Олег Константинович. – Но зачем ему покушаться на меня?

– Да, Маниковский и великий князь Сергей Михайлович. Я не сказал, что они на вас покушались. История с цеппелинами очень неясная. Сразу после войны ведомство Сергея Михайловича вывезло из Германии некую машину, поднятую немцами при раскопках Вавилона и использовавшуюся ими в военных целях. Как точно использовалась – мы не знаем, но в докладах военной разведки говорилось, что она позволяет управлять людьми на расстоянии. Сейчас эта машина, как мы предполагаем, стоит у Сергея Михайловича под надежной охраной где-то в глубоких подземельях Новой Голландии.

– И какое отношение это имеет до покушения?

– Самое прямое. Возможно, с помощью этой машины кто-то подчинил себе волю экипажей цеппелинов, а может быть, – тут Комиссаров вжал голову в плечи, стараясь своим видом передать весь ужас этого предположения, – экипажи цеппелинов изначально подчинены этой воле.

– Как бы там ни было, – сказал Олег Константинович, – зачем Сергею Михайловичу или еще кому-то организовывать на меня покушение? И, если уж на то пошло – ведь можно было бы застрелить меня прямо из цеппелина.

– Из цеппелина нельзя, потому что сразу понятно будет, откуда стреляли. А так, судя по всему, пытались сделать вид, будто действовали террористы. Зачем – вам лучше знать. Россия в любой момент может лишиться наследника, начнется политическая игра, и вы – серьезная фигура в этой игре.

Олег Константинович поморщился. Со стены из-под грязно-зеленой кирасирской каски государь, чье наследство начали делить, не дожидаясь смерти его сына, смотрел на князя своими добрыми, такими же, как в жизни, глазами. Он гарцевал на фоне руин – вероятно, какого-то восточнопрусского города, разрушенного его уставшими солдатами.

– Сложность состоит в том, что все сведения об этом находятся у военного ведомства, а у полиции с военными отношения не особенные, – кисло улыбнулся Комиссаров, – сами же знаете: говорят «жандармы», руки некоторые не подают… Поэтому, если бы вы могли взять на себя труд поискать в этом направлении, вы бы существенно ускорили наше следствие.