Владислав Русанов - Гонец московский

Хорошо, что есть дорога. Можно идти и идти – не собьешься с пути.

И Вилкас шагал.

Под нос он мурлыкал любимую песенку:

Иногда литвину казалось, что все, происходящее с ним, уже было. Будто он уже шел по зимней дороге, шатаясь от слабости, жадно глотая морозный воздух. Правда, одетый в другую одежду, с другим оружием. И звали его вроде бы по-другому. Но цель была та же – спасти друзей, не дать им умереть злой смертью. Может, конечно, русичу с ордынцем ничего и не грозит, но сердце все равно щемило предчувствием недоброго.

Первую серую, стремительную тень, мелькнувшую на обочине, он заметил краем глаза, но и не подумал озаботиться. Мало ли что почудится, когда по голове ослопом приложили от всей души? Тем паче, правый глаз по-прежнему видел не очень хорошо – застывшие вдоль дороги елки плыли и двоились.

Но, когда санную колею шутя перемахнул матерый волчара, литвин остановился, пробормотав под нос:

– Prakeikimas [112]…

Он живо вспомнил, как волки нападали на обоз. Если бы они не перерезали всех коней, быстро и надежно, еще неизвестно, как бы обернулся бой.

Парень проверил, на месте ли оружие. Меч, палица, охотничий нож с широким лезвием. Все в порядке. От двух-трех зверей отбиться можно. Он упрямо зашагал дальше, стараясь держаться посреди дороги, подальше от обступившей ее чащи. А серые тени безмолвно сопровождали его.

Волки то появлялись, то исчезали. Неслышно, не потревожив заснеженные еловые ветви, выглядывали между деревьев и снова скрывались. Словно играли в «кошки-мышки». Поджарые, широкогрудые хищники. Весом не уступающие взрослому человеку, а в холке почти достающие ему до пупка. Светло-серые, почти белые, и темные с подпалом. Рыжеватые и бурые с проседью. Сильные, хитрые, мудрые лесной, предвечной мудростью. Наблюдай он стаю в другом месте и в другое время, Вилкас не удержался бы от возгласа восхищения. Все-таки волки, по старинному поверью его народа, были ему не чужие [113]. Но сейчас между лопаток парня пополз холодок нехорошего предчувствия.

«И зачем я вам нужен? Позади куча трупов. И конские, и человеческие – ешь, не хочу. Так нет же, бегают, бегают…»

Он принялся считать волков. Насчитал дюжину. Сбился.

А звери все смелели и смелели. Пробегали рядом, всего в паре саженей. Искоса поглядывали на человека, и тогда их зеленые глаза вспыхивали с особенной, прямо-таки колдовской силой.

«Вот же зловредные твари!»

Пока что звери не проявляли открытой вражды. Но Вилкас знал точно – это до поры до времени. Достаточно будет любопытному переярку подбежать к человеку, толкнуть его, как в игру втянется вся стая. И тогда спасти жертву может разве что чудо. В чудеса литвин не верил, а верил в силу, стойкость и ловкость. Сейчас, как ни крути, все преимущества на стороне хищников. А уравнять силы поможет лишь защищенная спина. Хорошо бы прикрытая другом, но на худой конец сгодится и дерево…

Здоровенный рыжеватый с сединой волчара выскочил перед самым носом парня, присел на задние лапы. Взрывая снег, прыгнул.

Вилкас выставил перед собой кибить лука. И вдруг понял, что серый разбойник не собирался атаковать его. Просто попугал. Видимо, пошутил по-своему, по-волчьи. Хищник пролетел рядом, так близко, что щеку обдало ветерком, а в нос ударил запах псины. Двумя легкими прыжками вернулся на дорогу и замер, вывалив язык.

– Suniskas zarnokai [114]!!! – не помня себя от ярости закричал человек. – Sunsnukis! Suo sasuotas! Maisas kailinis [115]…

Зверь смотрел на него, приоткрыв пасть. Казалось, что он улыбается. Острые уши стояли торчком, пар клубился вокруг, обволакивая лобастую голову подобно облаку. Влажно поблескивали вершковые клыки.

– Ух, я тебя! – Литвин замахнулся луком и добавил с десяток словечек, которые почерпнул у купцов на московском торгу.

Волк выдержал его ругань спокойно. И уши в трубочку не свернулись.

Стоял, глубоко дышал. Капелька поблескивала на кончике его языка.

Позади него, неспешно ступая, появились еще четыре тени. Приблизились, уселись, вперились в человека светящимися глазами.

«Да что же это такое делается? Или я с ума схожу?»

Вилкас, пятясь задом, сошел на обочину. Он пытался и оглядываться через плечо, опасаясь, что падение может послужить толчком для нападения, и старался не выпускать из виду стаю.

Рыжеватый – видимо, вожак – продвигался следом, не сокращая расстояние до человека, но и не давая ему отдалиться. Остальные хищники сидели на дороге.

А вот и подходящая ель. Острые иголочки кольнули литвину шею. Он поежился, но все равно продолжал отступать, чтобы «зарыться» в елку как можно глубже. Тогда спина и бока его будут защищены от нападения.

Обезопасив себя таким образом, Вилкас потянул из-за пояса палицу. Вернее, сперва он хотел воспользоваться для обороны мечом, но подумал, что привычное оружие все-таки надежнее.

Заметив его движение, рыжий волк коротко взрыкнул. Улыбка на его морде мгновенно сменилась настороженным оскалом, заставляя снова и снова задуматься – уж не обладает ли этот зверь разумом, близким к человеческому? Остальные звери, словно подчиняясь приказу, вскочили, прижали уши, оскалились.

– Ах вы, чертово семя! – гаркнул литвин. – Прочь пошли, окаянные!!!

Прикрыв спину, он почувствовал себя уверенней. Бросил татарский лук и погрозил хищникам кулаком.

Рыжеватый, припадая к земле, показал зубы.

– Прочь пошел, зверюга!

Вожак прыгнул. Легко увернулся в воздухе от палицы, клацнул клыками перед самым носом человека.

Вилкас ударил с левой. По морде, снизу.

Костяшки отозвались болью, словно кулак попал по замерзшему бревну. Но и волку мало не показалось. Он упал на бок. Перевернулся. Тут же вскочил и ошарашенно затряс головой.

– Поделом тебе! Ишь, баловник!

Услышав этот негромкий, уверенный и чуть насмешливый голос, парень дернулся. Ему нестерпимо захотелось помотать головой, подобно волку. Человек, заговоривший с волками, не таился, стоял в лунном сиянии, которое позволяло разглядеть его сухопарую, плечистую фигуру, одетую в подобие епанчи [116], только с куколем [117], скрывающим лицо. Когда он успел подойти? Впрочем, не мудрено, что литвин, чье внимание всецело привлекала волчья стая, мог не заметить появления незнакомца.

– А ну-ка, отошли! – продолжал человек. Говорил он по-русски, но, вне всякого сомнения, это не был его родной язык. – Я вам что приказывал? Найти и придержать до моего прихода. А вы баловство затеяли. Ай-ай-ай…

Незнакомец высвободил из-под балахона узкую костлявую руку и погрозил хищникам длинным пальцем. Вожак подбирался к нему на полусогнутых лапах, спрятав хвост между задними лапами, а остальные и вовсе упали на брюхо и теперь лебезили, будто дворовые шавки.