Александр Золотько - Цель - Перл-Харбор

Но машины должны как-то подъезжать к станции. Лодки подвозить, товары… Вон, ведь кафешки тут есть. Кафешки…

Торопов пошел к ближайшей — с десяток столиков под полотняными зонтиками. Дети и родители, парочки влюбленных, старики…

— Здравствуйте, господин Торопов! — Нойманн помахал рукой и указал на стул напротив себя, между Паулем и Краузе. — А мы заждались уже. Как-то вы долго…

— Суки, — прошептал Торопов, подходя к столу.

— А ругаться не нужно, — засмеялся Нойманн. — Я ведь умею читать по губам, особенно ругательства. Присаживайтесь, снимайте фуражку. Вот холодная вода, могу заказать вам мороженое. Не дуйтесь, Андрейка, вам это не к лицу…

Торопов сел. Снял фуражку и положил ее на стол.

Нойманн посмотрел на часы, показал циферблат Краузе. Тот демонстративно вздохнул, достал из кармана несколько монет и положил на стол перед штурмбаннфюрером.

— Если бы вы задержались еще на полчаса, — забирая монеты, сказал Нойманн, — то марку пришлось бы выкладывать мне. А если бы вообще не пришли, так вообще десятку Паулю. Кстати, Пауль, с тебя десять рейхсмарок…

— Получу зарплату — отдам, — хмуро ответил Пауль.

— Зачем это было нужно? — спросил Торопов.

— Что именно? Ваша прогулка от ресторана сюда? — осведомился Нойманн. — Вы, кстати, просто так шли или вспомнили мой разговор с Паулем?

— Вспомнил разговор…

— Что свидетельствует о вашей способности наблюдать и запоминать.

— А если бы я не вспомнил и не запомнил?

— Вас бы задержали, отвезли в укромное место и объяснили, что тупые и слепые в нашей службе не нужны.

— Те двое за дальним столиком?

— Кто, простите? — стал серьезным Нойманн.

— В ресторане недалеко от нас сидели двое — один лет тридцати, у него шрам был на лице, тонкий, но я заметил, отсюда и к уху, — Торопов показал пальцем. — А второй, похоже, чуть младше… Светловолосый, но не блондин, а будто седой. Гладкая кожа, ровная, натуральная, но как будто после ожога. Знаете, на шрамах такая нарастает… розовая.

Нойманн посмотрел на Краузе, тот еле заметно кивнул.

— Похоже, нам пора, — сказал Нойманн. — Пойдемте, наверное, к машине…

— Это не ваши? — упавшим голосом спросил Торопов.

— Это не наши, — тихо сказал Нойманн.

Торопов услышал рядом щелчок, оглянулся на звук — Пауль, прикрываясь салфеткой, передернул затвор пистолета и положил оружие в карман.

— «Вальтер», — механически отметил Торопов.

— А кто?

— Это что-то меняет? — Нойманн жестом подозвал официантку, протянул ей деньги.

— Это русские? — шепотом спросил Торопов. — Англичане?

— Это те, с кем нам встречаться не стоит. — Нойманн улыбнулся, откинулся на спинку стула. — Сейчас Пауль пойдет к машине, осмотрится, потом подгонит «Мерседес» сюда, и мы поедем… Покатаемся немного. У нас ведь еще много времени.

— Может, просто вызовете поддержку? — предложил Торопов.

— Если на вас каким-то образом вышли те двое, то, боюсь, у нас имеет место утечка информации… — сказал Нойманн. — Пауль, ты еще здесь?

— Я уже в пути, — ответил Пауль, встал со стула и потянулся, раскинув руки. — В кафе все чисто.

— Машину, — сказал Нойманн, и Пауль спокойно, чуть раскачиваясь, словно собираясь отпрыгнуть в случае опасности в сторону, ушел за здание лодочной станции.

— Кто те двое? — спросил Торопов.

Ему стало страшно с некоторым опозданием, там, в ресторане, он только обратил внимание на них, но сейчас, увидев реакцию обычно спокойных немцев, почувствовал, как ледяные пальцы сжимают его внутренности. Он реально был в беде? Его и вправду могли захватить… кто? Кто мог в центре столицы Третьего рейха угрожать СД?

Гестапо? СС? ГРУ или НКВД? И что значит — был в беде? А если те двое не напали только потому, что подготовили засаду на всех? Ждут удобного момента.

— Да вы не дергайтесь, милейший Андрей Владимирович, — с холодной улыбкой посоветовал Нойманн. — Ничего пока не случилось. Что бы ни задумали наши противники, ликвидировать в ближайшее время они вас не собираются. В ресторане они вас убивать не стали, там людно и неудобно, но ведь по дороге, пока вы гуляли в поисках станции, — вполне могли управиться. Аккуратно ткнуть ножом. Выстрелить из пистолета в голову. Ткнуть шприцом или дать понюхать эфира на тряпочке. Подхватить потерявшего сознание на жаре офицера, сунуть его в машину и отвезти…

— … в укромное место, — закончил за шефа Краузе. — Все тебя хотят увезти в укромное место. Но мы первые тебя ангажировали.

— А вот и машина, — оглянувшись, сказал Нойманн. — Судя по всему — непосредственной опасности пока нет. А пистолет-пулемет у Пауля есть. Идем. Только вы держитесь справа от меня, господин Торопов. Я уж попытаюсь прикрыть вас от выстрела из сквера. Вряд ли они откроют стрельбу в таких условиях, но лучше подстраховаться. И подвиги лучше совершать в условиях пониженной опасности, не находите?

Торопов потер щеки руками.

— Не дергайтесь, любезный, — холодно процедил Нойманн, вставая из-за столика. — Салфеткой лицо вытрите — размазали грязь по всей роже… Быстро.

Торопов схватил салфетку, провел ею по лицу.

Краузе встал, держа руку в боковом кармане пиджака.

Нойманн подхватил Торопова под левый локоть, стащил со стула.

Сейчас выстрелят, подумал Торопов. И не в Нойманна, а в меня. На кой черт им Нойманн, я гораздо важнее. Если шарахнут из винтовки, то пробьют и Нойманна, и меня. Пробьют ведь? Или из «маузера». Или из артиллерийской модели «парабеллума», с длинным полуметровым стволом…

Ноги стали ватными, еле передвигались.

— Живее, — тихо сказал Нойманн. — Еще тебе в обморок грохнуться не хватало.

До машины они добрались без происшествий. Торопов с Нойманном сели на заднее сиденье, Краузе — на переднее.

Пауль, отложив «шмайссер» в сторону, оглянулся на штурмбаннфюрера.

— Наверное, в сторожку, — подумав, сказал Нойманн.

— Как скажете, — пожал плечами Пауль и тронул машину с места.

— Лейтенант Сухарев, к начальнику госпиталя!

Сухарев отодвинул тарелку с недоеденной кашей, торопливо выпил компот и встал из-за стола.

Кормили в госпитале неплохо, но аппетита у лейтенанта Сухарева не было. И дело вовсе не в последствиях ранения. И даже контузия здесь была ни при чем. Ну, почти ни при чем. Швы с раны сняли, ребра уже тоже почти не беспокоили. Голова иногда кружилась, но Сухарев об этом никому не говорил. Все нормально, рапортовал он при осмотре, но никак не мог с закрытыми глазами с первого раза попасть указательным пальцем себе в кончик носа в кабинете невропатолога. И раскачивало лейтенанта, как только он закрывал глаза по требованию врача.

Но дело было не в этом.

Врачи говорили, что все идет к поправке, еще месяцок — и все, можно на фронт. Ну, или куда там, добавляли врачи, спохватившись, что лейтенант Сухарев — уполномоченный особого отдела, да еще в авиации, так что фронт, непосредственно линия окопов ему вроде как и не угрожает…